друг с другом.
По ходу дела она искусно выведала все, что Синицкому было известно про Михаила.
Николай говорил о нем с уважением, но без восторга. Оказалось, что Михаил Кузмин – личность довольно известная. Он и поэт, и драматург, и переводчик, и критик. И плюсом ко всему – композитор.
Нюрка, слушая, дивилась. Как много талантов в одном человеке!
Только это почему-то совершенно не повлияло на отношение к нему. Кузмин по-прежнему казался ей крайне неприятным типом.
Говорить об этом Николаю она не стала, но ему, кажется, Кузмин тоже не нравился.
– Многие ценят его творчество, но… не слишком любят как человека. Во всяком случае, мне так кажется.
– Из-за чего?
– Он… непростой очень.
– А что в нем непростого?
– Я не хотел бы говорить на эту тему, особенно с вами, Анна Афанасьевна.
Нюрка открыла рот, чтобы произнести очередное «почему», но Николай неожиданно твердо сказал:
– Давайте о более приятных вещах. Я хотел бы пригласить вас куда-нибудь. Это возможно?
Нюрка замешкалась. Это прилично – отвечать на приглашение после нескольких дней знакомства? И потом, с чего вдруг такому человеку, как Синицкий, звать на свидание – если это свидание – подавальщицу из ресторана?
Впрочем, скорей всего, он уже догадался, что никакая она не подавальщица, а только притворяется.
Нюрка взглянула на своего кавалера изучающе. А ведь он ни разу ни о чем ее не спросил. Даже мимоходом не поинтересовался, что она делает в увеселительном заведении. И что это значит?
– Так я могу надеяться? – повторил Николай.
– Можете. Только для этого вам придется прийти ко мне домой и представиться. Иначе Фефа устроит нам конец света.
– Фефа – ваша матушка?
– Моя мать умерла, когда мне всего месяц был. А Фефа… Фефа – это центр нашей семьи. На ней все держится.
– Постараюсь ей понравиться.
– Постарайтесь.
Уже засыпая, Нюрка вдруг подумала, что было бы здорово рассказать Синицкому обо всем. Он такой умный! Такой проницательный! Наверняка мог бы дать хороший совет. И не только. Возьмись они за это дело вместе, могли бы найти убийцу быстрей. У полиции пока что не получается.
С этой мыслью она уснула, а наутро, пока тятенька не ушел на службу, побежала разузнавать про Кузмина. Того, что рассказал Николай, явно не хватало, чтобы понять, мог ли Кузмин быть тем, кого они ищут.
Удивительно, но про Кузмина даже полиции было известно немало, и всё не слишком для него лестное.
Как и Лурье, Михаил был недоучкой. Консерваторию бросил, но музыку сочинял, живопись изучал в самой Италии, однако картин не писал. А потом отправился к олонежским и поволжским раскольникам, после чего вдруг сделался писателем и писал то офранцуженную прозу, то эллинистические песни.
Нюрка была поражена осведомленностью тятеньки в тонкостях биографии Кузмина.
– Да ничего странного, – махнул рукой Афанасий Силыч. – Когда-то мне было велено приглядывать за «Башней» на Таврической.
– Что за башня?
– Так они квартиру называли, в которой собирались. Хозяином тоже поэт был. Вячеслав Иванов. Они с женой привечали у себя всяких… модернистов-авангар… дистов! Тьфу! Не выговоришь! У нас боялись, не террористы ли под прикрытием разных литературных сборищ. Собирали сведения, конечно. Терся там и Кузмин. Однажды даже в квартире у него побывать довелось. Проверяли, не сходка ли. Я, как его увидел, чуть от смеха не зашелся. Был он в японском кимоно, да еще веером обмахивался.
– А теперь в поддевке ходит и смазных сапогах.
– Они все чудные. Ты в голову не бери. Этот Кузмин, он вообще ненормальный. Не поймешь, что у него на уме.
– Это я уже поняла. Эх, узнать бы, не был ли он связан с Всеволодом Князевым и Сергеем Судейкиным!
– Подозреваешь его?
– Подозреваю, хотя не знаю, в чем именно. Он ненавидит Судейкину, а Ольга с Ахматовой – его. Вот я и думаю: почему? В разговоре с ними Кузмин сказал: тоже хотел скрыть преступление. А дамы назвали – уверена, что его – арлекином-убийцей. Вдруг речь шла о Князеве?
– Князев покончил с собой.
– Но куклу рядом кто-то положил!
– Не понимаю зачем. Если куклы делала Судейкина, то она уж точно на роль убийцы не годится.
– Однако я уверена, что убийца не зря подкладывает именно ее кукол. Мне кажется, он хочет, чтобы Ольга считала себя виновной во всех этих смертях.
– Не пойму что-то. При чем тут самоубийца Князев?
– Так ведь убить человека по-разному можно. Кого-то зарезать, а кому-то достаточно, например, письмо написать, и он сам себя убьет.
Афанасий Силыч хотел кивнуть и вдруг вытаращил на Нюрку глаза.
– Постой-ка! А ведь точно! Было письмо! Вистов упоминал. Его Князев как раз накануне получил.
– От кого?
– Вроде от дамы. Он ее любил¸ а она его отвергла… в общем, муть какая-то. Ты-то как догадалась?
– Я… Не знаю. Наугад ляпнула. Но, кажется, я знаю, в кого он был влюблен! Аделаида Кох сказала, что Судейкиной какой-то влюбленный в нее корнет посвятил стихи! Корнет – это Всеволод Князев! Так вот оно что! Значит, убийца хочет, чтобы Ольга считала себя виновной в смерти Князева! Может, именно за это ее ненавидит Кузмин?
Нюрка вдруг вскочила.
– Куклы – это послание, понимаете?
– Понимаю, как не понять. То есть Кузмин и есть убийца? А послание Судейкиной шлет. Складно. Выходит, он всех троих убитых знал? Надо проверить. Но кое-что меня смущает. Как этот замухрышка Кузмин кабана Лохвицкого в кусты затащил?
– А если нанял кого-то?
– Может, и нанял. Фотографию Кузмина покажу Лысому. Вдруг узнает?
Нюрка снова уселась на кровать и задумалась. Не слишком ли легко она сделала вывод, что убийца – Кузмин?
– А вчера, тятенька, мне показалось…
– Что?
– Артур Лурье, с которым сейчас живет Судейкина, нацелился на ее подругу Анну Ахматову.
Афанасий Силыч моргнул.
– Так… а этот с какой стороны к Кузмину?
– К Кузмину ни с какой, но у него есть причина избавиться от Судейкиной.
– Кандидат номер два? Так. Он убивает, а кукол подкладывает, чтобы… Что? Подумали на Судейкину? Мол, мстит бывшим любовникам, а куклы – чтобы нынешние боялись?
Нюрка взглянула непонимающе и вдруг посветлела лицом.
– А ведь вы правы! Такое вполне может быть! Женщина-мстительница нанимает убийцу! Возможно, Судейкина лишь притворяется этаким ангелочком, а сама… ух!
– Да уж… От этих литературных дам добра не жди! Ладно, дочка. Перво-наперво надо проверить главное: кто из них кого знал. Отсюда и плясать будем. А ты давай…
– Нельзя сейчас из «Привала» уходить, тятенька! – испугалась Нюрка. – Надо наблюдать за ними!
– Наблюдать за ними можно и в других местах.
– Но тут
