и я погрузился в отчаяние.
До меня доносились грубые команды, смех и непристойные шутки. В средней школе нас знакомили с классическими авторами-экои, которые славились своей сбалансированной изящной риторикой – но сейчас я слышал лишь отвратительные шутки, больше похожие на лай собак.
В полдень пиратов стали группами приглашать в замок на обед. Пленников никто кормить не собирался. Затем пираты начали уводить пленных и уносить добычу из города.
Сначала площадь покинули женщины и дети, которых заставили подняться на ноги и подвели к городскому фонтану, где позволили напиться. Каждому выдали мешок с добычей, сверток с дорогой материей или корзину с продуктами и заставили идти к Речным Воротам.
Я сел, стиснул ладони и выглянул сквозь плющ в надежде отыскать мать или сестер, однако так и не нашел никого из них, но холодное копье вошло в мое сердце, когда я заметил Аннабель Грейсон, она шла, плача и склонившись над стопкой одежды – босиком, в одной ночной рубашке. Ее окружали другие девушки – когда я смотрел на них в прошлый раз, они вместе с матерями и сестрами были одеты в веселые костюмы Русалок. Я узнавал девушек, флиртовавших со мной у рыночных прилавков, молодых парней – с ними я не раз бегал по улицам, и горделивых бабушек, которых раньше встречал в храмах.
И еще я увидел Тавинду, женщину-экои – ту, что всегда торговалась с моим отцом из-за цены, она опиралась на руку своей служанки, обе были одеты в хорошие, но грязные платья. Их пленение говорило о том, что экои готовы продавать в рабство людей собственной расы.
К тому моменту, когда мимо прошла последняя женщина, мое сердце высохло от горя. Я утратил все чувства, точно камень и холодный кирпич, которые окружали мое убежище. Я мог лишь смотреть и молча вести счет трагедиям, что разыгрывались у меня на глазах.
После того как женщин и детей увели, так же поступили с мужчинами, только их сильнее нагрузили добычей.
Они брели мимо меня, звеня цепями и опустив плечи. Я видел членов городского совета, мэра, лорда-хранителя Скроупа, который вместе с отрядом королевской пехоты не смог исполнить свой долг и защитить город. Мимо, шатаясь, прошел адвокат Дакет с двумя сыновьями. Я узнал многих из тех, кто изображал Воинов моря, и, хотя я не заметил Кевина, на глаза мне попался его отец, торговец тканями Спеллман. Я смотрел на монахов в сутанах – алые одеяния не спасли их от рабства. И Энтони Грейсона, гневного отца, гнавшегося за мной прошлой ночью.
Грейсон был сильно избит, очевидно, оказал сопротивление, но я не испытал радости, глядя на его унижение.
Длинная процессия людей, испытывавших невероятные страдания, шла по площади долгие часы. Ближе к вечеру она опустела, если не считать пиратов, которые уносили остатки добычи. Последней захватчики утащили из храма статую бога Пастаса, чья лазурная кожа и зеленые волосы сияли на солнце – видимо, ей предстояло присоединиться к Тысячам богов экои.
Восточная сторона неба потемнела, когда в Новом замке раздался зов труб – сигнал сбора, подумал я, – и оставшиеся пираты начали покидать город. В доспехах, блестевших от украденного золота, промаршировал командующий, за которым следовали полдюжины черных флагов и несколько отставших солдат.
Теперь я мог покинуть свою пещеру и выйти в разоренный город – в новом мире пахло гарью, смертью и самыми черными несчастьями.
Глава 4
Вы знаете, что такое испытать потерю, столь огромную, что ты ощущаешь себя больным, когда кружится голова, руки и ноги отказываются повиноваться? Именно так я себя чувствовал в тот день, утратив все самое дорогое, что у меня было.
Мой короткий меч торчал из-за пояса, когда я выбрался из своего убежища сразу после заката. Юго-западная часть неба стала красной, но площадь уже находилась в глубокой тени, словно для того, чтобы скрыть творившиеся на ней ужасы.
Я замерз, и мои мышцы практически меня не слушались, казалось, будто мои руки стали чужими. Я не спал трое суток. Сгорбившись от боли и едва не теряя сознание от жажды, я подошел к фонтану, вцепился двумя руками в край и окунул лицо в воду, словно нырнул в озеро. Я сделал два таких огромных глотка, что у меня заболело горло, а затем поднял голову, жадно вдыхая воздух. Потом я снова наклонился к воде и пил до тех пор, пока не исчез вкус пепла во рту. С тех пор, как я пил сидр во время обратного путешествия с Бараньего острова, у меня во рту не побывало ни капли жидкости.
Когда я перестал испытывать жажду, оказалось, что моя шапочка ученика адвоката плавает в фонтане. Я смыл кровь с рук и сажу с лица и волос, потом нашел и надел шапочку. По лицу потекла вода.
Я был не один на площади: несколько призрачных фигур бродили по открытому пространству, некоторые подходили к фонтану, чтобы напиться, другие надеялись – или боялись – отыскать друзей или родственников среди тел, которые корсары оставили на кирпичной мостовой. Я вытер лицо и попытался решить, что делать дальше.
Далеко не все лежавшие на площади были мертвы. Я услышал голоса, которые звали на помощь, увидел, как кто-то поднял руку. Я подошел к лежавшему на спине мужчине, опустился рядом на корточки и увидел, что он получил колющий удар мечом, из-за которого рубашка на груди покраснела от крови.
– Воды, – попросил мужчина.
Я его не знал. Он был немолод, с морщинистым лицом, седыми волосами и тонкими, похожими на палки руками. Вероятно, корсары решили, что он слишком стар для рабского труда и за него не удастся получить выкуп.
Я встал и попытался отыскать сосуд для воды и тут вспомнил про свою шапочку. Большая часть воды успела вытечь, когда я возвращался к раненому мужчине, но мне удалось направить тоненькую струйку на пересохший язык.
– Спасибо тебе. Спасибо. Еще воды, пожалуйста.
«Это не поможет, – хотелось сказать мне, – вы умираете».
Однако я вернулся к нему с еще одной шапочкой, частично наполненной водой.
Мне хотелось вернуться домой на улицу Принцессы и выяснить, что произошло с моей семьей. Но воды хотел не только пожилой мужчина, меня звали и другие, кроме того, стали появляться люди, которым удалось спрятаться от пиратов. Казалось, никто не знал, что делать, поэтому мне пришлось притвориться, будто теперь я здесь главный. Я отвел группу людей в таверну, но не для того, чтобы выпить, а взять там
