— Ну, я бы не прочь, чтобы тебе досталась именно эта, —отозвалась она.
— Понимаешь, — она развела руками. — Когда я была маленькой,я росла слишком быстро. Место, где ее вытатуировать, появилось у менязначительно раньше, чем здравый смысл, чтобы понять, что этого делать неследует.
Я не очень-то понял, о чем она толкует, но и не важно. Яподумал, что у каждой женщины есть такая лоза и что это очень здорово. Мымедленно спустились к воде посмотреть, глубоко ли. Мисс Харрингтон подкололаволосы наверх, чтобы не замочить их, потому что у нее не было купальнойшапочки.
Сперва она переплыла через озеро и обратно, а я смотрел, какдвигать руками и ногами. А потом она встала по пояс в воде и удерживала меня наповерхности, пока я тренировался.
Мало-помалу у меня стало получаться, и, когда она отпустиламеня, я смог сам проплыть фута два, а то и три.
— Главное, это не бояться воды, — поучала она. — Она тебевреда не сделает, и драться с ней вовсе незачем.
Потом она снова сплавала на тот берег и обратно, просто дляразвлечения, и мы вылезли из воды — под деревьями уже сгущались сумерки.Кончики волос у нее все-таки намокли, так что мы присели на поваленное бревноподождать, пока они высохнут, и мисс Харрингтон достала из сумочки сигарету. Черные,как чернила, да еще и влажные волосы так красиво спадали ей на шею и плечи,просто заглядение.
— Ты хорошая, — говорю я. — И плавать меня учишь, и вообще.Давай каждый день так, а?
— Конечно, — согласилась она. — Почему бы нет? Думаю, будетвесело.
— Надеюсь, тебе здесь понравится, — сказал я. — Во всякомслучае, тебе должно быть тут спокойно, после Нового-то Орлеана. Там, наверное,страшно утомительно.
— Ну, — усмехнулась она, — не без этого.
Глава 7
Когда мы вернулись к трейлеру, уже стемнело, а папа с дядейСагамором ушли. Я отправился домой и нашел их в кухне. Они готовили ужин. ДядяСагамор резал колбасу, а папа жарил.
Я взял немножко покормить Зига Фрида, и папа спросил,купались ли мы. Да, говорю, а у мисс Харрингтон такой обалденный купальник,весь из бриллиантов, но совсем крохотный. Они переглянулись, а дядя Сагаморзазевался и порезал руку.
— Нет, ты только представь, — говорит папа.
— Уже представил, — ответил дядя Сагамор и отправилсяперевязывать руку.
Когда он вернулся, папа уже дожарил колбасу, и они вместенакрыли на стол. Дядя Финли вышмыгнул из своей комнаты, той, что рядом скухней, и уселся за стол.
Зажав нож в одном кулаке, а вилку в другом, он принялсяяростно бормотать:
— Кто эта бесстыжая девица, что нынче вечером рыскала поокрестностям, выставляя напоказ обнаженные ноги? Она собирается здесь остаться?
— Не стоит так волноваться из-за бедной девочки со слабымздоровьем, Финли, — подмигнув папе, проорал дядя Сагамор.
— Ну, или она, или я, — ударил кулаком по столу дядя Финли.— Я не собираюсь жить по соседству с грешниками, бросающими вызов слову Господанашего.
Дядя Сагамор с неподдельной печалью покачал головой:
— Нечего сказать, тяжелый выбор ты перед нами ставишь,Финли. Но мы будем по тебе скучать. Ей-богу, будем.
Папа спросил у дяди Сагамора потихоньку, чтобы дядя Финли незаметил:
— Ты и взаправду считаешь, он уйдет? Дядя Сагамор помоталголовой:
— Нет. Ты плохо знаешь ребят вроде Финли. Они почитают своимдолгом оставаться поближе ко всяким грешникам и наблюдать за ними, борясь ссобственными грехами и соблазнами.
— Да, пожалуй что и так, — сказал папа.
— А то, — продолжил дядя Сагамор. — Так что не волнуйся.Дьявол не сможет прогнать Финли с насиженного места, потрясая какой-то тамюбкой. Он не трус.
Мы все сели за стол. Дядя Финли склонил голову и принялсячитать молитву. Тем временем дядя Сагамор потянулся к колбасе, подцепил навилку кусков этак восемь и приступил к еде.
— Приятно, однако, время от времени закинуть в утробучто-нибудь стоящее, — пробурчал он с набитым ртом. — Особенно после всех этихчертовых овощей, что вечно варит Бесси.
После ужина мы с папой вытащили из трейлера наши спальники ираскатали их на крыльце. Наш трейлер был куда меньше, чем у доктора Северанса,там едва хватало места для печатного станка, запаса бумаги и принадлежностейдля лагеря. Мы всегда спали на свежем воздухе, тем более что там и окон-то небыло, мы ведь слишком много времени проводили рядом с ипподромами, печатаярекламные листки и бюллетени с результатами сразу же после первых шестизабегов.
Я лег, Зиг Фрид свернулся у меня на одеяле, а папа закурилсигарету. Я видел, как кончик ее красным огоньком мерцает во тьме. Где-то уреки непрестанно и заунывно кричала какая-то птица.
— Вот славное место, — говорю я. — Мне здесь нравится.
— Да, неплохо, — отозвался папа. — Думаю, мы останемся тутдо ноября, пока не откроется Фэрграундс. Похоже, мы и деньжат чуть-чутьподкопим, учитывая комиссионные за сделку с доктором Северансом. А еще я помогумалость Сагамору с его кожами.
— Ну, надеюсь, он не приволочет назад эти лохани, —испугался я.
— Ох, да ты привыкнешь и перестанешь обращать внимание, —отмахнулся папа. — Собственно говоря, по рецепту Сагамора послезавтра их надобудет снова выставить на солнце.
— А куда он продает шкуры?
— Ну, — замялся папа, — на самом-то деле пока еще никуда.Первая порция вышла не слишком-то удачной. Все сгнило прямо в корытах.
Мы чуть-чуть помолчали, а потом я вспомнил про сахар.
— Как ты думаешь, зачем ему столько? И зачем он сказалшерифу, будто купил его для меня?
— Хм, — проворчал папа и снова затянулся сигаретой. Кончикснова ярко вспыхнул. — Видишь ли, Сагамор не хотел говорить ему, зачем купилсахар на самом деле. Он гордый, не хочет выносить сор из избы. Понимаешь, утвоей тети Бесси сахарный диабет, и врачи прописали ей такую особую диету, пошесть фунтов сахара в день. Но мне нельзя было об этом говорить. Бесси нехочет, чтобы кто-то об этом прослышал.
— Ой, никому не скажу, — пообещал я. Мне вдруг подумалось,что это вполне в духе этого места, здесь у всех со здоровьем неважно. Сдоктором Северансом приключился сердечный приступ, у шерифа было высокоедавление, а у мисс Харрингтон — анемия, а еще где-то поблизости обнаружили тиф,а теперь вот — и сахарный диабет у тети Бесси. Я только и надеялся, что ужмы-то с папой ничего такого не подхватим.
