те гравитационные пушки — размажут, как блин по плоскости.
— Кстати о блинах, — сказал кок Финьес. — Простите, мой коммодор. Время ужина. Подавать его всем в кают-компанию?
— Не всем, — покачал головой Гуттиэрес. — Стрелкам и орудийцам — нет. Отныне им предстоит принимать пищу на боевых постах.
— Нам предстоит перестрелка, мой коммодор? — догадался Рамирес.
— Нам предстоит постоянная к ней готовность, — ответил тот с припечатывающим весом, — усиленная и вами.
Вслед за этим по распоряжению Гуттиэреса из кают-компании отправились на боевое дежурство пятеро: орудийцы Рамирес и Ферабундо, стрелки Чинчес, Маркес и Неринья.
Подумав ещё с минуту, коммодор сжалился над подуставшим на дежурстве в рубке пилотом Алонсо и наказал Эстебану его сменить.
А чуть погодя, когда толстый Финьес вкатил в кают-компанию многоярусный поднос, уставленный флотскими съестными пакетами, стажёр Родригес впервые обратил внимание, на пару аналогичных пакетов — полученных им к завтраку и к обеду, но так и не распечатанных.
— Ты что, захворал? — спросил у него Лопес, приканчивая свой ужин укуса в три-четыре. — Совсем потерял аппетит?
— Нет, задумался, — Родригес рассудил, что стоит начать с завтрака, и распечатал его первым.
— Ну ты здоров думать, — съязвил Флорес. — А мы уж решили было, что тебя эпидемией накрыло. Той, что выкосила всю их станцию.
— Ты о чём?
— Об индюках. Те вот тоже думали, пока в суп не попали.
— Негоже смеяться, — Родригеса передёрнуло, — с ними в одну кастрюлю загремела целая планета. И полсотни не слишком задумчивых потрошителей-поваров. И даже один крейсер.
4
Пока члены экипажа в большинстве и наспех поглощали содержимое пакетов, полученных к ужину, кое-кто догадался пристать к коммодору Гуттиэресу с вовсе неаппетитной темой для разговора. Инфекция, не к ужину будь помянута, как оказалось, всё-таки занимала умы.
— Мой коммодор, хочу вас предостеречь от возможной ошибки…
Инициатором и главным двигателем разговора выступил борт-инженер Монарро, который и прежде, кажется, о чём-то в этом роде заикался. Тогда он, насколько Родригес мог вспомнить, даже получил поддержку. Правда, поддержали его в основном орудийцы и стрелки, которых Гуттиэрес теперь мудро услал из кают-компании, отправив дежурить на боевых постах…
— …Недооценивать опасность инфекционного заражения нашего крейсера было бы недальновидно…
Ага. Поставленная коммодором задача отыскать и подобрать Гарриса с Трентоном не каждому пришлась по вкусу.
— Я недальновиден? — резко спросил коммодор.
Монарро заверил его, что и в мыслях не держал этого несправедливого обвинения. Но, как он замечает, идут переговоры с лицами, которые находились на заражённой станции.
— По версии отдельного начальника карательного подразделения Галактического Альянса, — ввёл поправку Гуттиэрес.
— Пусть так, — признал Монарро. И всё же нельзя не учесть, что инфекционная безопасность «Антареса» — скользковатый предмет…
Да уж, резюмировал для себя его точку зрения Родригес, всякому ясно, что с эпидемиями-де шутки плохи, ну и быть на стороне эпидемии неразумно — в особенности, когда её искореняет Альянс. А если без иронии, открытым текстом, то Монарро, кажется, банально струсил. Или стажёр превратно понял зрелую позицию борт-инженера?
Кажется, понял вполне адекватно. Продолжая свою речь, Монарро раскрывался всё больше.
— Уверены ли мы, — восклицал он, — что подвергаем «Антарес» оправданному риску? Альянс ведь уничтожил зачем-то целую смену, а мы, получается — готовы пригласить кого попало к себе на борт! Но дыма ведь без огня не бывает! Потому наше благородное гостеприимство — как бы нам всем не вылезло боком! Что, если потом нас медленно прикончит неизвестная медицине зараза?
Можно подумать, зараза, прикончившая смену, осталась кому-то на крейсере неизвестной!
Утверждения инженера коммодор выслушивал с откровенным скепсисом. Понимая, что его речи несколько голословны, Монарро попытался заручиться поддержкой доктора Гонсалеса. Спросил риторически:
— Может ли медицина заранее утверждать, что они здоровы?
Но, видать, корабельного врача инженер не слишком-то хорошо знал: доктор Гонсалес ничуть не повёлся на неуклюжую провокацию:
— Медицина ведь и о вас, Монарро, этого утверждать не сможет.
— Но я-то перед полётом проходил медицинский осмотр!..
— Не сомневаюсь, что эти ребята со станции проходили его тоже.
— Так ведь их заразила неизвестная науке инфекция!
— А проверяли ли вас, Монарро, на инфекции, неизвестные науке? — поддел инженера Гонсалес.
Тот понял, что спорол явную чушь, и сказал примирительно:
— Ладно, вы правы, мои суждения о медицине грешат дилетантизмом, надеюсь, простительным инженеру. И всё же, когда те двое появятся на крейсере, можно ли их сперва как-то… освидетельствовать, что ли?
— Это решаемо, — кивнул Гонсалес. — Разумеется, в полётных условиях возможности диагностической лаборатории ограничены, но все необходимые анализы я проведу. Кроме, разве, пробы на некий неизвестный человеческой медицине секретный возбудитель неназванного миру бессимптомного заболевания. На тот, который на станции «Карантин» с такой лёгкостью отыскали солдаты.
Ох, здорово Гонсалес ответил! И молодец Монарро, что смягчил свою крайнюю позицию. И вовремя Гуттиэрес услал по местам стрелков, слишком проникнутых пониманием методов Альянса. От этого понимания недалеко ведь и до поддержки. А поддержка враждебной линии — ведёт к бунту на корабле. К нудному предательству родной империи ради спасения собственных мелких шкурок.
Предательство. Не на него ли рассчитывает майор Домби, когда велит своим гориллам спокойно сидеть по ранее занятым модулям, вместо того, чтобы шуметь, бузить, истерить, форсировать события?
К сожалению, из всех тактик Альянса именно это банальное ожидание измены в стане противника — может претендовать на беспроигрышность.
Увы, стоит майорам карательных подразделений подождать — и их подразделения, будто грибы, прирастают рядами. И вот уже слабые духом противники Альянса выражают более сильным свою обеспокоенность — по каким-либо поводам, кажущимся на первый взгляд очень-очень существенными… А впрочем — смотря на чей первый взгляд.
Родригесу под всей этой инфектофобией с самого же начала чуялся скрытый мотив: не ссориться с Альянсом. А в действиях-бездействиях Домби — скрытая поддержка этого мотива.
Ведь пока вся ссора лишь на словах! Ни одного пассажирского животного не пострадало. До тех пор, пока не пострадало, всегда ведь ещё можно дать задний ход… Заявить, что коммодор Гуттиэрес и его люди истинного гуманизма политики Альянса сперва не поняли, но теперь понимают.
5
— Определил, — сказал Альварес, отчерчивая эфирным напёрстком нужную область на персональной голографической карте, — здесь они. Ну, или разве что здесь, — он отсветил другую область, расположенную вдалеке от первой. И уж если вдруг и не там, тогда здесь… Далековато, да?
— Да дело-то плёвое слетать катерком хоть бы и в самую дальнюю точку, — хмыкнул пилот Мадейрос.
— Не в том дело, — коммодор склонился над картой. — Просто выпускать спасательный челнок придётся под прикрытием крейсера или других — нейтральных компонентов системы. А там ведь всё простреливается. И трудно сориентироваться, откуда что прилетит…
