заморгал.
— Батя, ты зачем в окоп-то лезешь?! А ну дай я сам пойду! Кто командовать-то будет?! Батя, пусти!..
Леха стремительно обошел комбата, который был ровно в два раза миниатюрнее громилы Тягача.
— Ну все, мне это надоело! За мной! — ловко пригнувшись, Тягач буквально покатился по окопу мимо убитых боевиков ВСУ.
Тридцать метров в обычной жизни — три десятка шагов, их можно пройти за несколько минут. Это чуть меньшее, чем между двумя столбами уличного освещения, по ним в детстве Леха определял, сколько осталось идти до того или иного пункта назначения. Но на войне каждый шаг, каждый метр может оказаться началом бесконечной дороги в вечность. Здесь все измеряется иначе. Время и расстояния тянутся мучительно долго.
Первый поворот — направо. Неудобно для правши. Перехватив автомат, Леха почти лег на землю и выглянул из-за угла. Впереди просматривались следующие пятьдесят метров укрепления, а дальше траншея уходила под темный бревенчатый навес. Бревна дымились. Внутри блиндажа медленно горело что-то, но что — непонятно. Если боеприпасы — могли сдетонировать.
* * *
Была еще одна опасность — ближе и ощутимее. Из темноты на тебя мог смотреть через прицел боевик, ждущий всего одного твоего шага. Тебя сначала откинет на спину, потом обожжет место попадания пули и погрузит во внезапную тьму. Если повезет, ты откроешь глаза в госпитале. Если повезет… А может наступить и конец. Конец твоей жизни, много раз отодвигавшийся.
* * *
Мысли летели с невероятной скоростью. Тягач приготовился к выходу на прямую. Он зарядил подствольник[45], чтобы быть готовым к выстрелу во тьму, в неизвестность. Пот заливал глаза. Он быстро нашел на рукаве более-менее чистое место и вытер лицо. Открыл глаза и увидел, как комбат, прицельно стреляя по блиндажу, шел почти в полный рост по самой середине окопа.
— Ну комбат!.. Ну как обычно!.. — пробубнил Тягач и рванул за командиром, затягивая в бой остальных штурмовиков, подоспевших с разных точек высадки.
Оставалось пройти примерно полкилометра, зачищая «мангал» — до контрольной точки, где навстречу уже шла вторая группа штурмовиков. Через пять минут второй участок обороны Вольфа был пройден.
А блиндаж оказался пустым. Хотя часовой украинцев там действительно был, но он застыл — в той позе и с теми эмоциями на лице, с которыми встретил огненную стену штурма. Тягач с трудом протиснулся сквозь задымленный блиндаж. Перед ним расходились траншеи в трех направлениях. Прямо, влево и вправо.
— Ну что, богатырь, — поинтересовался комбат, — куда пойдешь? Нужно разделиться.
— Я, как всегда, прямо! Все, пошел! — Леха-Тягач пригнулся и стал со своей группой быстро удаляться вглубь окопа противника.
Штурмовая тройка комбата прошла вперед два поворота и наткнулась на завал из тел вэсэушников. Один из бойцов попытался продвинуться вперед.
— Тихо! — комбат поднял указательный палец, останавливая штурмовика. — Это засада! Сдернем… Точно заминировали!
Зацепили карабин на погибшем боевике, начали тянуть. Раздался взрыв, да такой силы, что трос, обжигая руки под перчатками, просто исчез из рук. Дым быстро рассеивался, открывая страшную картину.
— Эх, молодежь! Лезете везде, как дети малые! — отчитал парней комбат и быстро скомандовал: — К бою! Сейчас попрут! Придут добивать… Думают, мы дураки совсем!
Тройка спряталась за изгибами окопа. Затаились. Комбат тихо снарядил подствольник осколочным ВОГ-25П.
Прошел час по военным меркам — в обычном времени это минуты две-три — и стало слышно, что противник движется по укрепу. Нацики и правда, восприняв взрыв как верный признак, что засада удалась, решили проверить раненых с стороны наших.
Комбат сидел в выемке слева по ходу движения, держать автомат ему было удобно. Но он почему-то решил стрелять из подствольника. Через секунду перед комбатом появился боец ВСУ, ничем не выдающийся, в грязной одежде и шлеме с желтой изолентой. Он оказался так близко, что тройка смогла рассмотреть цвет его глаз, бегающих из стороны в сторону и явно выражающих ужас и предчувствие скорой и бесславной смерти…
ВОГ комбата не сдетонировал — слишком близкое расстояние. Но нет, интуиция украинского бойца все-таки сказала правду. Он на несколько секунд застыл, облокотившись о стенку окопа, после чего рухнул. Густая кровь залила все вокруг.
Группа комбата динамично и уверенно продвигалась по укрепу Вольфа. Время равномерно отсчитывало минуту за минутой, а вместе с ними — метр за метром и изгиб за изгибом. Пот заливал глаза и стекла штурмовых очков. У комбата огнем горело все тело. Особенно ноги. В берцах стало привычно мокро и жарко. Бронежилет сдавливал дыхание, ледяным оставался только автомат, быстро остывая после одиночных выстрелов.
— Стоп! — комбат поднял руку и, всматриваясь в темноту очередного блиндажа, прижался к выступу окопа. — Там чего, кто видит? Белая тряпка? Сдаются? Видит кто?
— Кажись, да, машут! — ответил второй номер из тройки командира.
— Эй, слышно меня? — громко и четко выкрикнул комбат в сторону врагов.
— Да, слышно! Мы сдаемся! Не стреляйте! — без акцента на хорошем русском ответили из темноты.
— Хорошо, выходим по одному, без оружия! Не дурите — и все будете живы! Так, давайте на позиции! — без паузы продолжил комбат, развернувшись к своим. — Вот ведь геморрой! Куда их теперь?.. Зовите резерв! Пусть срочно идут сюда. Только пусть не забывают наверх посматривать. Земля наша, а вот небо…
* * *
Тягач отстал от группы. Катакомбы имели множество ответвлений, а прикрывать тыл было важно. Если обстановку впереди хоть как-то можно было контролировать, то в спину могли ударить в любую минуту. При этом Леха понимал, что своими габаритами он закроет почти всю штурмовую группу, а главное, сможет следить и за тем, что впереди, — он возвышался из-за спин прущих вперед парней и видел путь перед ними — а также за обстановкой позади парней.
Команда Тягача была менее опытной, нежели группа комбата, и более молодой. Поэтому они шли с совершенно другой скоростью и представляли собой настоящую грозовую тучу. От них потоком лился пулевой и огневой дождь, все летело и взрывалось, гремело и ревело. «Мало ли…» — думали бойцы и на автомате «реагировали» на любой образ вэсэушника: появился — получи. Тягач не мог сдержать эмоций и не скрывал улыбку восторга от работы молодняка — шторм, смерч! Тягач поднял голову над окопом и боковым зрением увидел вспышку. Непроизвольно пригнулся. Пули просвистели, поднимая землю и разрывая мешки с песком.
— Пулемет! Все ложись! — крикнул Леха и схватил застывшего на огневой позиции вэсэушника, вытолкнув его в сторону вражеского огня.
— Это отморозки Вольфа! Похоже, их зажали со всех сторон, будут огрызаться до конца, —
