своих. Как кличут-то тебя, милок?
Василий назвал свое имя, а также имена спутников, что были с ним. Монах подхватил бадейку и, низко поклонившись, скрылся за монастырскими воротами. А молодые люди, чуть постояв, собрались идти к экипажу. Вдруг Мария, обратилась с самым невинным видом к брату и негромко сказала:
– Знаешь, Васенька, пока ты на святой источник за водицей ходил, тут еще одно чудо произошло…
– Это что же за чудо? – шутливым тоном спросил он. – Может вам архангел явился или кто иной? Вот ведь и на минутку вас оставить одних нельзя, тут же всяческие чудеса случаются…
– А ты смеяться потом будешь, – на удивление серьезно ответила ему сестра. – Не знаю, как тебе, а для меня и впрямь чудо… – Она чуть помолчала, перевела взгляд на Менделеева и выпалила скороговоркой: – А чудо в том, что Иван Павлович предложил мне свою руку и сердце. И даже поцеловал. – С этими словами она вновь стянула перчатку, продемонстрировав то место, куда был произведен поцелуй.
Менделеев в изумлении застыл, не зная, что и сказать. Он ожидал всего: шуток, скандала, обычных насмешек, к которым он уже попривык, но только не этого. Ему невольно вспомнился известный персонаж из итальянской оперы, что давали в Петербурге, где точно так же одна прелестная дива обольщает своего ухажера, в результате чего он против собственной воли сватается к ней. Но чтобы обожаемая им Мария и вдруг произнесла такое… Он даже покрутил головой, соображая, не ослышался ли он.
– Я знал, что рано или поздно этим закончится, а потому поздравляю вас от всей души, совет да любовь, как говорится, – подвел итог ее словам Василий. – А вы, Иван Павлович, как погляжу, будто не рады? Или что не так? Может Машуня по привычке пошутила? Что молчите?
– Нет, все правильно, – поспешил согласиться еще не пришедший в себя новоявленный жених, – я давно хотел сделать это, а тут вот решился. Простите, если сделал это не по правилам или не по обычаю, даже не знаю, как и сказать…
– Да какие тут могут быть правила, – отмахнулся Василий, – но, если честно, я рад за вас. И от души поздравляю.
– Думаю, нужно спросить благословения у отца, у той же бабушки, еще неизвестно, что они скажут. А против их воли я не пойду, – задумчиво произнесла Мария.
– И мне тоже следует известить родителей, – поспешил добавить Иван Павлович.
– Конечно, конечно. Думаю, что все решится самым лучшим образом, – высказал свое мнение Василий, – а там, глядишь, коль все сладится, станем сватов поджидать. Верно говорю? Тут дедовский обычай никак нарушать не следует.
– Да-да, конечно, – кивнул Менделеев, – сегодня же отпишу на родину, а как ответ будет, заявимся к вам, коль позволите, и со сватами, и с подарками. – И он широко улыбнулся, глядя в сияющие Машины глаза.
Та в ответ тоже улыбнулась ему и чуть заметно ему подмигнула.
…Вечером в людской дома Корнильевых собралось около десятка дворовых людей, которые с жаром обсуждали известие, принесенное кучером Прошкой.
– Как есть говорю, сам все слышал, – в который раз повторял он, – учитель тот, что стал к нам часто наведываться, когда мы возле Ивановского монастыря остановились, барыне нашей предложение сделал.
– А я предупреждала, не зря он к господам хаживал, ох не зря. У дворника спрашивала, чего энто он едва не кажный божий день к ним заявляется, будто к себе домой. Он мне и сказывал, мол, за книгами какими-то к ним хаживает. И как обратно идет, непременно книги какие-то в охапке с собой тащит. Я тогда еще подумала, на кой сдались ему эти книги? Что в них толку-то? А оно вон как повернулось, потом уже поняла, книжки те он для вида брал, а в самом деле вокруг нашей Машеньки увивался, видать, сироту нашу соблазнить хотел. Ан, ничегошеньки у него не вышло, так он теперь, выходит, с другого бока зашел, с предложением, значит, – зычным басом, перекрывая прочие голоса, высказала свое мнение дотошная во всем старшая повариха Клавдия.
– Только пока сватов не заслали, говорить о том рано, – смело вставил свое слово отставной солдат сторож Кондратий.
– Это дело скорое, сваты, – отмахнулась все та же Клавдия. – Мы еще поглядим, согласятся ли старики выдать Машку за приезжего учителишку, у которого, как погляжу, в кармане только вошь на аркане.
– А я вот чего думаю, как Мария скажет, так оно и будет, – заявила ее нянька Параскева, воспитавшая с пеленок саму Машу, – мне ее норов с детства знаком, на чем настоит, так оно и будет.
– Где же они жить-то станут? – осторожно подал голос молодой паренек Петька Васильков, как все знали один из первых воздыхателей Марии.
– Может у нас в доме места хватит, – со знанием дела заявила Клавдия, а может в учительский дом пойдут, где всех приезжих селят. Жалко девку, придется ей самой хозяйство вести, ежели старики кого из помощниц к ней не отрядят.
– У нас вряд ли, – усомнился Кондратий. – Яшкина женка им проходу не даст. Давеча сама Марфа Ивановна, говорят, грозилась ее вон прогнать, да сынка больного пожалела.
– Сама такого родила, кого ж винить-то…
– А ты, коль ничегошеньки не знаешь, лучше бы помолчала, – топнула ногой нянька, – Димочку то она справным родила, это потом с ним беда приключилась. А вот, когда Яшу под сердцем носила, то хозяин наш, Василий Яковлевич лют больно стал, когда пожар случился. Пришлось ему хоромы свои каменные в казну подешевше отдать, а он это дело пережил с великим трудом, словно оскорбление на себя какое, стал на всех зол, несговорчив; начал считать каждую копейку, собственную супругу, Марфу Ивановну, да простит она меня за такие слова, обвинял в излишних тратах, а потом под горячу руку начал дажесь ее поколачивать. Может, иногда и за дело, а чаще без всякого на то повода. Потому и Яша хворобым родился, чему я истинная свидетельница буду. Вот и скажите мне, разве его вина в том, что на свет он больным появился? Хвала господу, что худо ли, бедно ли, а живет помаленьку…
– Да мы не о том – примирительно высказался Кондратий, – ежели Дмитрий Васильевич со старой матерью тут одни останутся, тот Агрипка их рано ли, поздно ли со свету сживет.
– А как же Василий? Слыхал, будто она его пуще огня боится. Он за стариков первый заступник будет, в обиду не даст, – погрозил кому-то грязным кулаком Кондратий.
– А ты и не знаешь, что он собрался уезжать из города? – ехидно спросила все та же Клавдия.
– Как уезжать? Это
