ком девушка думала в таком ключе, заставили её себя уважать. Это било по Стасиной гордости, словно кипятком обжигая её злобой.
«Но даже у них есть то, чего нет у меня – дружбы», – Стася отхлебнула кофе.
Зима в Москву опаздывала – шла первая неделя декабря, а снег по-прежнему не выпал. Стася гуляла среди серых, забросанных окурками палисадников перед пятиэтажками. Небо почти ничем не отличалось от земли цветом – громада серых туч давила на голый, промерзший город.
«…Но для этого надо доверять, что я делать не могу – хотя бы исходя из окружения, – Стася свернула под арку старого дома, в переулки. – Не мудаку Блинову же мне доверять свои мысли, или Алтуфьевой с её быдло-примитивом. Ковалев мне может и нравится в некоторых отношениях, но это не то…»
Переключая плейлист, на пару мгновений музыка стихла, и девушка услышала совсем рядом злобное рычанье. Сняв наушники и оглядевшись, Стася поняла, что забрела в какую-то подворотню. Сбоку, за мусорным ящиком здоровенная дворняга рычала, нападала на небольшую коробку, откуда слышался слабый писк.
Стася в один прыжок оказалась рядом, сходу врезав по раззявленной собачьей пасти. Завизжав, собака отскочила в сторону, скаля жёлтые клыки. Стасю перекосило от злобы – сделав подшаг вперёд, с разворота она ударила по собачьей голове. Этого хватило – визжа и скуля, дворняга кинулась бежать.
Чуть успокоив стучащее от приливов адреналина сердца, девушка склонилась над коробкой – внутри кто-то копошился. Включив на айфоне фонарик, Стася отшатнулась: внутри были перебитые котята. Им было не больше месяца, когда их жизнь была прервана разъярённой собакой.
Цыкнув, Стася уже собиралась уйти отсюда прочь, как вдруг услышала писк – один из котят остался жив. Аккуратно достав котёнка из коробки, ставшей могилой его братьям и сёстрам, Стася с лёгким пренебрежением и любопытством изучила животину.
Перепачканная шёрстка котёнка была трехцветной окраски – оранжево-белой, с вкраплением чёрного.
«Прямо как ковёр», – усмехнулась девушка, разглядывая пищащий комок.
– И что с тобой делать, заморыш? – спросила Стася, вертя в котёнка в руках. – Здесь тебя оставить – всё равно, что подписать смертный приговор. Уж лучше сразу шею свернуть…
Котёнок жалобно мяукнул, глядя на девушку слезящимися зелёными глазами.
«Тогда какой толк в том, что я его от собаки спасла? – Девушка посадила котёнка на согнутые колени. – Какая глупость…»
Достав пачку влажных салфеток, Стася оттёрла котёнка от грязи. После чего посадила к себе за пазуху. Тот, почувствовав тепло, перестал мяукать, пригрелся.
– Будешь теперь Ковром Ковровичем, или просто «Ковриком», ясно? – слегка щёлкнув животину по носу, Стася улыбнулась. – Пойдем, молока хоть тебе купим…
Котёнок ответил благодарным урчанием.
***
Щёлкнул замок, тяжёлая дверь открылась. Войдя, Стася включила свет – как и ожидалось, дома никого не было. В такие моменты девушке казалось, что когда она открывает квартирную дверь, то гнетущая пустота богатой бездушной квартиры как бурные потоки воды вырывается, заливая Стасю целиком.
Стася всегда старалась как можно меньше времени проводить дома, хотя назвать этот дорого обставленный музей «домом» язык не поворачивался.
«Интерес в том, что у меня нет дома в привычном понимании, – думала иногда девушка. – Дом всегда был и будет местом, где человек чувствует себя хорошо. У меня такого, при наличии огромных хором, нет…»
Но теперь Стася была тут не так одинока – новый жилец уже принюхивался к запахам квартиры.
– Надо тебя вымыть для начала, – Раздевшись, девушка ухватила котёнка за шкирку. – Блох на тебе, наверняка, мерено-немерено…
Отец, и до того раньше не часто появляющийся дома, сейчас пропал совсем – что-то происходило у него на работе, отчего ему приходилось едва ли не жить в офисе. Поздней ночью, уже засыпая, Стася слышала, как тихо открывалась дверь, и осторожной поступью Ясенев-старший шёл по коридору в свою комнату, где валился на пустую кровать и мгновенно засыпал – мама часто не ночевала дома, оставаясь на квартирах у своих «подружек».
Что за «подружки» Стася поняла очень быстро, однажды случайно обронив мамину сумку – на пол посыпались противозачаточные.
Да и мамины разговоры по телефону она поневоле слушала – та мило ворковала с кем-то, обещая «подарить небо в алмазах очень скоро, как в тот раз». Стася прекрасно понимала, что это точно не отец – тот, как вол пахал в своём офисе, и на болтовню времени у него не было. Мама и раньше изменяла, но очень редко, а сейчас…
Всё это прекрасно знала и понимала Стася, и даже удивлялась, а иногда и ужасалась тому, что сам факт измены матери ей совершенно безразличен.
Заткнув пробкой слив, Стася пустила горячую воду. Полванны набралось быстро и, вооружившись шампунем и мочалкой, девушка принялась тщательно полоскать отчаянно пищащего Коврика в мыльной воде.
Закончив, Стася, начисто вытерев котёнка, поставила его перед миской с молоком. Коврик жадно набросился на еду, а Стася, поглаживая новоиспечённого питомца, отстранённо смотрела куда-то сквозь пол.
И тут на душе девушки стало так погано и мерзко, что захотелось выть. Мысли, одна темнее другой, заполнили её голову без остатка. Стасе стало невыносимо находиться тут, в этих стенах, должных быть домом, а не карцером.
– Вот, здесь твой туалет, – ткнув котёнка носом в только что купленный лоток, сказала она. – Только попробуй нагадить мимо – за уши оттаскаю.
Котёнок обиженно мяукнул.
– Мы друг друга поняли, – Стася быстро вскочила, схватила спортивную сумку и нацепила кроссовки. Хлопнув дверью, она бегом спустилась по лестнице и, пробежав мимо консьержки, выбежала на улицу.
Оглянувшись, Стася решительно направилась на проспект – оттуда легче всего было добраться до офиса отца…
***
Ясенев-старший не помнил, когда последний раз смотрел на себя в зеркало. А если бы посмотрел, то поневоле ужаснулся – от того ухоженного и бритого, одетого с иголочки дельца почти не осталось и следа. Только властный и злой взгляд голубых, покрасневших от недосыпа глаз остался прежним, стали и силы в нём не убавилось ни на йоту. В остальном же Ясенев-старший – опухший от бессонницы и виски, заросший щетиной и помятый – являл собой плачевное зрелище. Вся его фигура словно сжалась под тяжким грузом бесконечной усталости. И тому была веская причина.
В конце ноября доходы его бизнеса начали падать, активы обесценивались. Таковы были последствия грамотно спланированной махинации конкурентов. Детище Игоря Степановича, его дело жизни, что он холил и лелеял, начало разваливаться.
Ясенев-старший никогда не чурался тяжелой и грязной работы – в бизнесе по-иному никак. Он и раньше мог просиживать в офисе дни напролёт, выгадывая и высчитывая, как увеличить свою прибыль, находил
