был замогильный голос, и я не знаю, называет ли он его так, потому что тоже знает продолжение истории, но, как бы то ни было, лучшего выражения он выбрать не мог. Потому что, когда Лу сообщила мне, что кузен пообещал ей реванш в «Уно» в следующий раз, мне действительно показалось, будто меня похоронили заживо. Александру понадобилось двадцать минут, чтобы добраться с работы домой на скутере. Я вполне успела бы приготовить сырное суфле, которое обещала детям, но не было сил, это я помню. Я не могу оправиться от этого визита, при котором не присутствовала. Возможно ли такое в 2020 году? Чтобы мужик из Защиты детства явился к вам домой в ваше отсутствие? Я не верю. Слыханное ли дело? Не верит и мама, которой я изложила дело текстовым сообщением. Нет, не может быть! Вот УБЛЮДКИ! Набранные ею заглавные буквы мечутся в моей голове, встряхивают меня и впрыскивают немного ее силы. Ее залп сообщений, которые я сохранила и даже сфотографировала, чтобы убедиться, что это не сон, приободрил меня. Главное, сообщи адвокатше. Сообщи ей сейчас же, командует она. Я уже готова послушаться, когда возвращается Александр. Я падаю ему на шею, мне хочется, чтобы он меня утешил, но он взрывается, и, в сущности, тем лучше, потому что чаще всего, когда он выходит из себя, я в себя прихожу. Он тоже говорит: Слыханное ли дело? говорит: Нет, ну какого черта мужик является вот так к нашим детям? говорит: В каком дерьмовом обществе мы живем? говорит: Мы весь год работаем как проклятые, из кожи вон лезем, чтобы заботиться о детях, чтобы они ни в чем не нуждались, а на нас доносят, нас подозревают в дурном обращении, говорит: Да по какому праву они к нам привязались, объясни мне, говорит: Все равно у них нет никаких доказательств, так что мы не дадим себя запугать, говорит: Они хотят нас достать, так мы их тоже достанем. Я ничего не отвечаю. Я не уверена, что стоит сунуться в их контору и орать, пока не удастся поговорить с главным. Боюсь, от этого будет больше вреда, чем пользы. Лучше сначала связаться с мадам Трагик, это кажется мне не таким агрессивным. Лора Х., которой я звоню, пока Александр рвет и мечет, и которая так любезна, что снимает трубку в 21:10, подтверждает: Да, позвоните ей завтра и держите меня в курсе. Ладно. Александр засыпает. Я – нет. Когда начинает светать, я знаю, что скажу, наизусть. К счастью, в этот день я на удаленке. Александр, уходя, требует держать его в курсе. Обещаю. Ровно в 8:30 я звоню. Мадам Трагик еще не пришла. В 8:45 тоже. И в 9 часов ее нет. Александр присылает нервное сообщение, когда мне отвечают, что она вот-вот будет, но он еще не вышел из себя. В 9:15 она уже онлайн. В половине на совещании, и в 10 по-прежнему занята. Александр требует, чтобы я звонила ей каждые пять минут. Тон его эсэмэсок меняется. Когда за Какого черта? следует Твою мать! я иду на принцип и ору на секретаршу, которая наконец просит меня подождать у телефона. Я жду. Целую вечность. Поскольку Трагик не подает признаков жизни, прошу позвать мадам Брюн, с тем же результатом. Александр кипит. Его температура и его злость растут с каждым залпом сообщений. В его офисе сейчас, наверно, градусов сто. Он пишет, чтобы его кончали держать за дурака, иначе он за себя не отвечает, и я ему верю. Он оскорбляет Трагик в письменной форме и множит эмодзи. Я и не знала, что их существует столько для передачи нервозности. С нахмуренными бровями, с закаченными глазами, со ртом уголками вниз и все три сразу. У него уже валит дым из ноздрей. Он нервно курит по несколько минут и становится помидорно-красным. Сейчас взорвется. Да, готово дело, его мозг лопнул, я вижу на новом эмодзи бугристую поверхность лобной и затылочной долей. А вот он заваливает меня собачьими какашками, и может быть, это мазохизм, но они мне нравятся, потому что улыбаются. Бросает он еще и черепа в адрес Трагик, и я догадываюсь по зеленому, хоть и пластмассовому, пистолетику, который он мне послал, что он намерен ее расстрелять. В 10:20 он пишет СТОП и принимает у меня эстафету. Тоже впустую. Я не знаю, сколько сообщений он оставил и что говорил бедной секретарше, которую мне искренне жаль. Знаю только, что нельзя так жить дальше, со сведенным от страха животом. Александр звонит мне в 17 часов, чтобы сказать, что у него начинается совещание и он прекращает звонки, но мы займемся этим всерьез, как только он будет дома. В 19 часов, время закрытия центра, по-прежнему тишина. Я сообщаю об этом мэтру Х., которая советует нам на этот раз связаться с Защитой детства по электронной почте. Это позволит потребовать у них объяснений, зафиксировав произошедшее, а то ведь как знать. ОК, план В. Александр предлагает написать им в четыре руки. Мои две берутся за компьютер, его – за штопор, и надо думать, выбранная им бутылка белого вина одарила нас мужеством и вдохновением, потому что через полчаса наше послание готово. И отточено на совесть. Я предлагаю Александру отправить письмо с моей почты и поставить его в копию. Потом я, кажется, проверяла почтовый ящик нон-стоп днем и ночью. В моей памяти ответ шел до нас целую вечность, но на самом деле он не так уж и задержался, потому что письмо, которое я нашла и привожу ниже, датировано 10 октября 2020. То есть через три дня.
Добрый день, мадам Кордонье,
Я с особым вниманием ознакомилась с вашим письмом от 07/10/2020.
Вы просите о встрече со Службой защиты детства вследствие визита одного из наших сотрудников по месту вашего жительства в пятнадцатом округе Парижа.
Вы ссылаетесь на нарушения в процедуре, по вашему мнению, незаконной. Вы уточняете, во-первых, что вашего мужа и вас не было дома во время упомянутого визита, во вторник 6 октября 2020. Вы добавляете, во-вторых, что не были предупреждены о приходе сотрудника, который, и в этом вы его упрекаете, не назвал своего имени. Наконец, вы удивляетесь, что местная социальная служба позволила ему остаться у вас дома наедине с вашими двумя детьми, Габриэлем и Лу, соответственно 14 и 7 лет. Кроме того, вы пишете, что пытались связаться с мадам Трагик и мадам Брюн много
