плечи.
— Нет… но… То есть да… Вадь, а чего теперь нам с этим делать? — пискнула она, растерянно таращась на Вадима огромными глазами, и хлюпнула носом — того и гляди заревет.
Светку было жалко. Пусть на ее взгляд непутевая, пусть дура неблагодарная, но своя же, родная, на собственном горбу взращенная, в ущерб собственной нервной системе воспитанная… Без пяти минут замуж пристроенная… А эта Глаша… Да за ней же глаз да глаз каждую минуту до конца жизни нужен!
Ну вот, точно. Словно в доказательство невеселым мыслям с кухни раздалось рычанье и приглушенные вопли.
Не сговариваясь, они переглянулись с Вадимом и опрометью бросились в кухню. Картина, что пред ними предстала, не отличалась новизной, но некоторые свежие нотки все же присутствовали.
Глаша, забравшись на табуретку, тоненько визжала, отбиваясь полотенцем от Вениамина Звездоцаповича, который с выражением крайнего неудовольствия на морде бегал вокруг табуретки, при этом забавно разбрасывая в стороны лапы, и подпрыгивал, пытаясь «клюнуть» Глашу в пятку.
— До чего же песик у вас странный! — пытаясь отгородиться от недовольного пёселя полотенцем, воскликнула Глаша. — Страсть, как нашего Клёкота Петровича напоминает!
— А Клёкот Петрович — это кто? — неожиданно сам для себя поинтересовался Вадим.
— Петух же мой! Ужас, до чего клевачий!
— Петух, значит… — Вадим призадумался было, пытаясь собрать мысли в кучу, но Глаша тараторила сорокой:
— Я надысь в курятнике напутала, да к Федоське в избу гадать его принесла. Ох и шуму там наделал! Теперя хоть девкам на глаза не показывайся! Но зато тихо сидел, когда на зеркале гадала. Ни разу даже не побил, и с ним не страшно…
— М-да, петухи — они такие… Постой! Так ты на зеркале гадала?
Глаша, застыла на табуретке, как цапля поджав ногу, и неопределенно пожала плечами.
— Ох, грешна… Не послушалась бабку Анисью, да зеркало старое достала… А оно, говорят, колдовское и…
Ксюха ахнула и молнией метнулась в спальню.
— Такое? — завопила она, держа на вытянутых руках перед Глашей свое антикварное зеркало.
— Ой, дык оно же! — всплеснула руками Глаша и чуть не сверзилась с табуретки. — Только оправа маленько не та!
Ксюха бухнула зеркало на стол и тяжело опустилась на кресло.
— Ты понимаешь? — многозначительно взглянула она на Вадима.
Глаша переводила недоуменный взгляд с одного на другую.
— Прошу прощения, Глаша, — прокашлявшись, деликатно проговорил Вадим, джентельменским жестом помогая той слезть с табуретки. — Видимо, мы должны вам кое-что пояснить… М-м-м… даже не знаю, с чего начать, чтобы вы поняли меня правильно. Видите ли, активизировав магическое зеркало, вы случайным образом поменялись телами с моей невестой, которая тоже попыталась гадать… Я, кстати, вовсе не Димитрий, а судя по всему, его потомок… Так вот… Почему так произошло, я сказать не могу…
Глаша спрыгнула с табуретки и окинула оценивающим взглядом Вадима. И то правда — другой он, но до чего похож же! С одной стороны грызла досада — Кисуней этот богатырь звал вовсе не ее, а с другой — было отрадно: ее Димитрий там, дома, сердце его никем не занято, а значит есть у Глаши шанс…
— Дык, знамо дело — почему, — деловито одернув халатик, доложила Глаша. — Она, видать, как и я, зеркало накрыть позабыла.
Теперь удивился даже непробиваемый Вадим.
— Простите, то есть, вы в курсе, что происходит?
Нет, ну нормально! Он весь из себя из 21 века с двумя высшими образованиями пол дня разбирался что к чему, слова подбирал, чтоб не напугать гостью, а она больше него об этом знает?
— Дык с бабушкой Анисьей уж такое было! Я сейчас вам расскажу! — оживилась Глаша, деловито усаживаясь на табуретку.
* * *
Спустя пол часа они так и сидели за столом, причем и Ксюха, и Вадим — с открытыми ртами перед давно остывшими чашками чая, Глаша же, не переставая щебетать, наливала себе уже, кажется, пятую.
— Ох, до чего ж хорош чаек! — прихлебывая, нахваливала она. — Нам на ярмарку редко привозят, да дорого! Мы ж не купцы какие, только по праздникам покупаем. Это ничего, что я еще налью? А вы пейте, пейте, покуда горячий! Так вот, я и говорю… Чаво ж спросить хотела? Ох, забыла… А! — обрадованно вскинулась она. — Вот бы бабушку Анисью порадовать, да повидать — она какая — Коммунизьма?
Ксюха, сделав было глоток холодного чаю, подавилась и закашлялась. Вадим на автомате постучал ее по спине и, плеснув в стакан чистой воды, протянул ей.
— А Коммунизьмы уже нет… — в тон ей задумчиво протянул он.
— Померла? — ахнула Глаша, и Ксюха, едва глотнув воды, фонтаном выплюнула ее на стену.
— Ну, можно сказать и так, — улыбнулся Вадим, невозмутимо подавая Ксюхе полотенце. — Вы, Глаша, этот отрезок времени перемахнули. В более далекое будущее угодили.
— Ох ты ж! — нисколько не удивилась, а даже скорее обрадовалась гостья. — И хто ж теперь народом правит?
— Президент.
— Вот! Другое дело! — неожиданно со знанием дела одобрила Глаша, повергая Ксюху в очередной обморок. — Как дед Данила говорит — не бабье енто дело страною править. А президент — хотя бы он мужик, уже справно! А ты, хозяюшка, собачек покормила? — без всякой паузы перешла на другую тему Глаша.
Все три шпица, выстроившись в струночку, сидели возле стола, молча пожирая хозяйку глазами. Точно же! Совсем с этими чудесами про хозяйство свое позабыла!
Быстренько наполнив миски сухим кормом, Ксюха вернулась за стол. Чубчик и Поночка дружно захрустели вкусняшками, а напыженный Звездоцап только возмущенно повел носом.
— И то правда! — тут же согласилась с ним Глаша. — Где ж енто видано, собак козьим горошком кормить! Я Трезору косточку поутру выношу, али хлеба краюху с молоком!
Ксюха уронила голову на стол.
— Нету у меня косточки, — тихо простонала она. — Вадь, ты только не уходи, умоляю. Я тут с ней с ума сойду!
— Сделаем так! — помолчав в своей манере, стукнул ладонью по столу Вадим. — Собирайтесь и поедем ко мне. В загородный дом. Думаю, Глаша, там приспособиться к новым реалиям вам будет легче.
— В смысле, а я тут при чем? — испуганно очнулась Ксюха. — Правильно, поезжайте! Там и природа, и первый этаж…
— Собирайся, говорю!
— Я не могу, у меня выставка, собаки!
— А у меня китайцы! Были… — поднимаясь из-за стола, парировал Вадим. — Одевайся и псов своих пакуй до кучи. Я один это все расхлебывать не собираюсь, ну и потом, мало ли, какая женская помощь ей потребуется, я так полагаю, что мне она теперь до сватовства и свадьбы и прикоснуться к себе не позволит!
* * *
— Ой, батюшки! Я это не надену!
