внезапно я услышал голоса:
— Да что там они?
— Буек, кажется, тянут.
— Какого черта? Посмотреть же надо сначала…
Я подскочил, чуть не перевернув лодку. Армен и Вася уставились на меня, как на фокусника. Несомненно, они посчитали, что я чревовещаю на два голоса. Разубеждать их было некогда. Я приложил палец к губам — знак молчания, — и мы снова склонились над водой.
— Чего этот длинный прыгает? — явственно спросил кто-то неподалеку.
Васино лицо вытянулось. Армен раскрыл рот, порываясь что-то сказать.
— Наверно, увидел на дне… Может, мину?
— Не похоже, скорее что-то в воде.
Тут уж до меня дошло. Не поднимая головы, я негромко позвал: «Славик! Леша!»
Ластоногие ребята на берегу дружно завертели головами:
— Слышал?
— Кто это?
— Не пугайтесь, свои, — сказал я, почти касаясь губами воды.
Действительно, акустика в бухте была потрясающая. Я посмотрел на медленно проясняющуюся Васину физиономию, мысленно сплюнул через левое плечо и сказал: «Пора. Командуй, Армен».
Пятясь, аквалангисты вошли в воду. Как я и ожидал, сразу шел обрыв, почти на всю глубину бухты. На какую-то секунду ребята задержались — наверное, проверяли аппараты — и без всплеска скрылись.
Армен подобрался, опустил маску и замер. Два пенных бутона, пузырьки воздуха, почти одновременно распускаясь на поверхности, двинулись к нам. Судя по пузырькам (я вспомнил рассказ Макарова), аквалангисты плыли ровно, уверенно. Какое-то время все внутри сжималось, наверное, потому, что я ежесекундно ждал опасности. Но проходили секунды, минуты, и постепенно напряжение спадало. Все было спокойно. Как-то даже неправдоподобно спокойно.
Покружив у дна, ребята — две почти неразличимые тени — начали всплывать. Вскоре обе мокрые головы с фырканьем появились у борта.
— Опасных объектов на дне и в воде не обнаружено. Дно гладкое, песчаное, глубина 23 метра. В районе якоря буйка поднят предмет, — доложил Славик, протягивая что-то вроде большой двузубой вилки, отполированной до зеркального блеска. На пластмассовой рукоятке четко выделялись две большие греческие буквы: гамма и мю. Георгий Мистаки.
— Внимательно осмотреть дно в радиусе десяти метров от якоря, — командовал Армен. — И постоянно вести наблюдение за водой. Копать пока не надо. Потом — на берег.
Я протянул Леше бокс с фотоаппаратом:
— Сделайте снимки по всему периметру зоны. Панорамой. Пленки можно не жалеть, хватит.
Через полчаса мы были на берегу. Все прошло благополучно. Настолько благополучно и тихо, что просто удивительно. На что же напоролся Георгий? Дно — как садовая дорожка у образцового хозяина: чистое и присыпанное песочком. В квадратах двадцать семь, двадцать восемь, сорок три, сорок пять (по разметке археологов) местами под песком угадывались округлые предметы — амфоры и отесанные камни. Но непосредственно на дне, на поверхности песка, кроме «вилки» Георгия ничего не было. Песок — и все. Даже следов раскопок не видно — занесло, наверное. В квадрате 27, неподалеку от буйка, лежал, косо врытый в песок, тяжеленный каменный круг. Армен не разрешил его поднимать, опасно — очень тяжелый. Вряд ли что там было особенно интересное — больше всего круг походил на мельничный жернов.
Течения аквалангисты не заметили. В общем, тишина и покой, как в ванной. Место, как будто специально созданное для тренировки новичков. Вот только ни Георгий, ни Володя Макаров не были новичками…
Возле компрессора, где сидела Инга, появился еще один силуэт: пришла Светлана.
Пока солнце стояло высоко, ребята совершили еще одно погружение. На этот раз пошли Армен со Славиком. Они проплыли по всей бухте, от отвесной скалы, напоминавшей парус, до желто-серой гладкой стены, которой оканчивалось у вершины желобообразное дно. Проплыли и посредине, не теряя из виду друг друга и внимательно осматриваясь, потом обогнули скалу-парус и совершенно благополучно выбрались на берег.
Пусто. Следов взрыва и остатков штатных взрывных устройств не обнаружено. Хотя полностью исключить это они, естественно, не могут.
— Человек, говоришь, погиб? Вроде как от страха помер? Не знаю, дорогой, не знаю, — Армен, растирая казенным полотенцем мощный волосатый торс, говорил без умолку. — Больной, наверное, твой человек был, или в мозгах у него того, затемнение. Нечего там, внизу, бояться. Понимаешь? Бычков — и тех нету. Ничего вообще нету. Ни-че-го. Может, он какой больной был, человек этот? Нет? А почему ты знаешь, что нет? Человеку что, много надо? Живет-живет, а потом раз — и помер. У нас так с одним парнем недавно было. Спать лег — и не проснулся. В постели, понимаешь, прямо в постели. А в воде, понимаешь, похуже бывает… Плохо стало, ну сердце там, а всплыть не успел, вот и помер. А насчет бухты — точно говорю, ничего там нет, совсем ничего, как в моей миске после обеда. Оно тоже плохо, когда совсем уже ничего нет, непривычно как-то, море все-таки, не бассейн, но об этом уже ученому думать надо. Слушай, приезжал к нам ученый — я тогда рыбаком был, с братьями рыбачил в Очакове, — приезжал, воду пробовал, приборы всякие запускал, много думал и сказал: «Вот здесь ставь сети». Мы поставили. Конечно, есть рыба, много рыбы. Хороший ученый. Я с тех пор во всякую науку верю. На том месте, что он нам показал, правда, еще дед наш сеть ставил, но дед-то у нас голова был!
…Наконец все хозяйство было собрано. Я попросил заправить акваланги — на всякий случай, не дежурить же у компрессора ночью, — и мы, изрядно голодные, отправились к палаткам.
Отрицательный результат — тоже результат. Собственно, я и не надеялся, что разгадка будет лежать на поверхности. Каждый получает такого противника, которого заслуживает сам. Или еще хуже. Нет, я совсем не был разочарован тем, что мы, в сущности, ничего не нашли. И с удовольствием отметил, что у Васи Рябко кислый-прекислый вид. Чутье явно подсказывало моему напарнику, что к настоящему моменту успокаиваться еще рано.
В лагере на нас посмотрели, мягко говоря, удивленно. Не чаяли, наверное, счастья лицезреть нас в полном составе. И только благодаря громадному душевному здоровью Армена и его водоплавающей команды постепенно все развеселились, пошли традиционные застольные разговоры, хотя и несколько сдержанные. Но жизнь есть жизнь, мужчины старались наперебой, и через полчаса глаза женщин уже оживленно блестели. Я с удивлением услышал, как свободно и чисто смеется Мария. Наверное, сегодня обошлось без снов.
Инга и здесь оказалась на высоте, уверенно распоряжалась скромным застольем. Она все время была в центре внимания, так что мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы увести ее после ужина.
22 августа, вечер. Инга
Сколько тебе вариантов наговорить? Три? Или пять? Ты прав: когда их столько, всем грош цена. Знаешь что,
