теперь её и в садик отводил. И потом вечером забирал. Воспитатели такой картине только умилялись. И завидовали…
— Когда вас ждать? — Вернул его к разговору дед.
— Тридцатого днём приедем.
— Значит несколько дней у меня в запасе есть. Уж я-то внучку встречу как полагается. Пусть узнает, что такое настоящий дедушка.
Глава 17
Этот день не задался с самого начала. Уля проспала будильник, Яся ни в какую не хотела собираться в садик, а Тапкосжиратель попытался совершить акт несанкционированного вандализма с берцами Шмеля. К счастью, они псу оказались не по зубам.
Завтраком Уля кормила Яську дома. Та наотрез отказывалась есть кашу, приготовленную в детском саду.
На этот раз она даже мамину кашу ела так долго, что терпения не хватало даже у Шмеля.
— Ясь, ну ещё ложечку за па-апу, ам. — Уговаривал майор своего упрямого ребёнка.
Уля как ураган носилась по квартире, пытаясь побыстрее собраться на работу. Ей начальник недельный отпуск не дал, как она не уговаривала. Конец года, сроки горят, клиенты воют. Не получилось медового месяца под Новый год. Поэтому Шмель посвятил это время насущным проблемам. Поменял машину на более просторный семейный вариант. Купил детское кресло. Перевёл деньги деду, чтобы тот застолбил строительную бригаду. Запланировал кладку стен их нового дома на март месяц. Закупал по выгодной несезонной цене стройматериалы.
Пробегая мимо Шмеля, девушка уже привычно остановилась и чмокнула того в щёку. Шмель расцвёл. Его девочки вернули ему краски жизни во всей палитре. Серые будни заиграли новыми яркими оттенками. Надоевший до чёртиков быт стал в удовольствие.
Они были такими нежными, щедрыми на ласку и поцелуи, что он начинал по ним скучать уже к обеду.
Уговорив наконец кашу, Яся ушла в комнату одеваться. Воспользовавшись моментом Шмель захапал в объятия спешащую жену, и зацеловывал её до легких трепыханий и сладких стонов.
— Опаздываю… — Прошептала Уля, подставляя под мужские губы шею и плечо.
— Переживём. Должен же твой начальник понимать. Мужик он или кто?
А Уля вдруг представила, что её опоздание действительно будет расценено не как несработавший будильник, а как что-то более интимное… и покраснела до самых ушей.
О том, что она придёт вовремя, можно было уже не мечтать. Золотые минуты упущены. А Ульяна теперь весь день будет спотыкаться о любопытные взгляды коллег и смущаться, представляя их мысли.
Оторвался Шмель от жену только с появлением в коридоре дочери.
— Ма-а-амочка, у меня животик болит. — Заскулила девочка, подходя к отцу и прижимаясь к его ноге.
Уля, сбитая с толку поцелуями и наглыми руками мужа, пыталась призвать разум назад, но получалось из рук вон плохо. Очень плохо…
— А? Животик? Давай подумаем, что ты такого съела, и просто больше не будем тебе это давать. Хорошо? — В поисках сумки, плохо соображая, предложила Уля.
— Это, наверное, каша, мамочка. — Нашлась развитая не по годам Есения.
А Уля, не найдясь с ответом, молча открывала и закрывала рот.
Шмель от находчивости дочери лишь рассмеялся.
— Ладно, Уль. Пусть со мной дома остаётся. Вдруг и правда живот болит.
Глянув строго на Ясю, Ульяна, отыскав наконец сумку под своим шарфом и варежками, поспешила на выход. Ей ничего не оставалось, как сдаться.
— Хорошо. Но только на этот раз. — Пригрозила пальцем мама дочери.
Яся с улыбкой до ушей активно закивала.
Шмель подхватил дочку на руки. Запер за женой дверь.
— Ну что хулиганка, пойдём полежим?
— Как полежим? Пойдём играть!
— А животик? — Хитро спросил отец.
— А ты скажи: у котика боли, у собачки боли, у лошадки боли, а у Ясеньки боль на берёзку в лес улети. И всё пройдёт. Мне мама всегда так делает.
Шмель, едва сдерживая улыбку, погладил животик Яси и повторил потешку.
Приготовив завтрак и поев сам, Шмель окунулся в новый для него мир детских игр. Яся достала забавную настолку. Разложила мышек, сыр и кота на поле*, и началось веселье. В бегах от кота к норке, мыши пытались захватить как можно больше сыра. Кот их настигал. Каких-то мышей съедал, каким-то удавалось оторваться вперёд. Звенящий смех Яси подстёгивал Шмеля комментировать все ходы своих мышек и кота, что делало игру ещё ярче и смешнее. А когда кот «захватывал» одну из мышек девочки, Шмель начинал её щекотать. Так Яська совсем не расстраивалась, что в её мышиной команде убыло.
Но их веселье прервал звонок Командира. Шмеля срочно вызывали на работу. А у него на руках Яська.
Делать нечего, мужчина собрал дочку и отправился вместе с ней на базу.
Широкими шагами преодолев холл, Шмель с Яськой на руках, зашёл в лифт. На третьем этаже к ним присоединилось несколько человек. Одним из них была Дина.
— Дин, не в службу, а в дружбу, посиди часик с Яськой, а? В долгу не останусь. Сейчас вопрос срочный порешаю, и заберу.
— А в мои должностные обязанности, Егор Валентинович, не входит присматривать за детьми. Для них построены детские сады, где специально обученные люди с ними играют и за ними следят.
Криво и победно улыбнувшись, Дина выходит из лифта на том же этаже, что и Шмель.
Вот стерва! Видимо её так и не отпустило после того случая. Шмель-то уже давно всё забыл и из головы выбросил.
Ну, попыталась заарканить. Ну, не получилось. Чего обижаться-то? Мало мужиков что ли? Устриц же поела. Разве это не плюс?
А Дина обиду затаила. И скорая свадьба майора её очень сильно задела за живое. Её женская натура такого позора не смогла пережить.
Шмель забежал в общий кабинет, где сидел сам и ещё двое коллег — Тихий и Дым. Оба были на своих местах. Что не удивительно, на карантине-то пока только Шмель сидит. Сбросил верхнюю одежду. Помог раздеться дочке.
— Тихий, присмотри. Командир вызвал.
— И что мне с ней делать? — Ошалело смотря на Ясю, проговорил Тихий.
— Карандаши дай. Пусть рисует.
А сам Шмель умчался туда, куда его в срочном порядке вызвали… на ковёр.
— Товарищ полковник, по вашему указанию…
— Ладно тебе. Проходи. Вдали от посторонних глаз и ушей можно и по-простому. Тем более дело довольно деликатное.
На памяти Шмеля призывали человека из карантина впервые.
Командир протянул ему лист бумаги. Взяв его Шмель сел за стол, приставленный перпендикулярно к основному, создавая букву Т.
Читая написанное, Брови Шмеля поднимались всё выше, пока не скрылись под изрядно отросшей стрижкой милитари.
— Что это? — Не понимая, спросил майор.
— Это я тебя хочу спросить. Что у вас произошло с Чураевой, что она на тебя донос
