день рождения её первой дочери Клавдии.
Кара приподнимает бровь.
– И что?
– Это всё.
– Мне нужно поздравить ребёнка?
Слуга качает головой, странным образом, медленно, и будто бы глядя на Кару со страхом:
– Клавдия учится и живёт не здесь. Госпожа и Господин уехали к ней, вернуться ближе к ночи.
– Мне её подождать?
Слуга отходит на шаг.
– Да. И… исполнить поручение.
– Какое? – Кара поднимается, уже изнывая от всей этой загадочности.
Слуга отступает.
– Я сказал всё, что положено.
– Но…
– Мне… нужно идти. Я… заберу посуду позже.
Он выходит, и через несколько секунд просовывает голову между стеной и приоткрывшийся дверью:
– Она наказывает тех, кто не может ей угодить!
Кара до обеда плохо себя чувствует и, пользуясь тем, что ей не приказали ничего конкретного, остаётся в комнате, почти счастливая оттого, что её никто не трогает. А, когда дверь открывается, она вздрагивает и запускает в вошедшего подушкой. Попав прямо по лицу.
– Простите…
Она поднимает взгляд на слугу и тот отвечает, заикаясь:
– Н-н-ничег-г-го!
Кара приподнимает бровь:
– С вами всё в порядке? Я больно ушибла? Это не специально, просто…
– М-мадам… П-пожалуйста, не говорите со мной!
– Почему? Это запрещено?
– Н-нет, что вы… Просто мне очень страшно!
И он выходит, оставляя Кару в недоумении. Она валится на кровать и от души смеётся, наверное, впервые за долгое время. И со смехом из неё будто вытекает напряжение, она даже не вздрагивает, когда дверь открывается снова.
Слуга возвращается, забирает посуду и гремит ей из-за дрожащих рук.
– Я что такая страшная? – уже даже любопытно.
И, будто чтобы всё сгладить, парень криво улыбается:
– А-а про вас господин Ангус спрашивал.
Сердце её реагирует на имя закономерно.
– Что? Когда? Почему?
Слуга отвечает, уже почти выйдя из комнаты:
– Ну, они с Госпожой обмениваются книгами и играют в шахматы. Он сейчас в библиотеке. Что-нибудь передать?
– Нет… – Кара поднимается. – Приведи меня к нему, мне нужно поговорить с ним…
– Ой-ёй…
Она замирает:
– Хотя нет… Или… Подожди, я переоденусь. За дверью.
Слуга тяжело вздыхает, будто находится с ней рядом для него пытка.
– Хо-хорош-шо…
Кара едва находит в шкафу приличную одежду – широкие брюки и блузку без большого выреза. Со страхом вглядывается в шею у зеркала. А затем ещё какое-то время стоит в ванной, опираясь на золочёную раковину, пережидая приступ головокружения.
– Что ж такое… – глядит на себя в зеркало и, выдохнув, идёт к слуге, который по какой-то причине всё ещё дрожит.
Мельком она видит то, что делается в гареме, и кривится. Сейчас она могла бы быть там. А, может, ещё и будет. Правда, теперь она готова убить любого, кто захочет к ней приблизиться.
– В чём причина твоего страха? – Кара спрашивает, уже почти дойдя до библиотеки.
– П-п-росто, он исходит от вас. Так бывает… С жёнами драконов.
– Но я не…
Он уже исчезает, не успевает она моргнуть. Ну, что ж… Очередной бонус или очередное проклятье. Кара заходит в огромное помещение с тёмно-зелёным с золотистыми прожилками мрамором на полу, с полками во все стены. Книг здесь так много, что захватывает дух, как бывает, если впервые видишь море. Весь зал разделён на два этажа, и сверху на Кару смотрит, замерев за шахматным столом, Ангус. Она прекрасно видит его оранжевые, янтарные глаза, которые уже вряд ли когда-нибудь забудет.
– Господин, – улыбается, – у меня к вам есть разговор.
Снова от него исходит невыразимое, странное тепло. Отдалённо напоминающее момент из раннего детства, когда Кара была крохой, слабым, болезненным ребёнком, а рядом сидела мать, которая защитит и обогреет, и будет любить, не прося ничего взамен. Это чувство заполняет её сейчас, заставляя доверять, неистово хотеть быть ближе, ощущать кожей заветное тепло…
Подобное было и ночью, и что правильнее – ей не понять.
Кара поднимается наверх, преодолевая головокружение и тошноту, трансформация даётся ей не просто. Интересно, какой шанс того, что она выживет?
Отвлекаясь на эту мысль, Кара не замечает, как Ангус подхватывает её на руки. Вопреки ожиданию, сердце не бьётся быстро, наоборот, будто успокаивается и на несколько мгновений, она забывает обо всех страхах, о пережитой боли и всё ещё вспыхивающем тут и там разочаровании. Она чувствует себя самой, если не счастливой, то умиротворённой…
Несколько
мгновений
заканчиваются.
Кара вырывается и отступает на шаг, её глаза сверкают искрами синего пламени.
– Это недопустимо! – она отступает, вставая ближе к полкам с книгами.
Ангус не сводит с неё взгляда и молчит, то ли ошарашенный, то ли в ожидании… чего?
Кара отвечает тем же, чуть что готовая защищаться.
Наконец, Ангус возвращается на своё место и пока садится, делает такое движение, будто колеблется, будто хочет вернуться к ней.
Подобраться ближе, поступиться важным, проиграть.
Кару это настораживает и удивляет.
Он ведь человек, уверенный в себе, в том, что он делает, в своих чёртовых убеждениях… В то время как его сын похож на звезду экрана, сам он напоминает, по меньшей мере, капитана пиратов, обаятельного и устрашающего, прожившего немало и видевшего не меньше. Так чего ж?
– Не ожидала вас здесь увидеть, господин, – сдаётся Кара, всё ещё глядя ему прямо в оранжевые глаза.
Он едва заметно кивает.
– Я оставил кое-что для Сары, жаль, не успел застать её лично. Ты… – хмурится и будто обдумывает каждое слово. – В порядке? Я знаю, что не должен интересоваться, но ты ощущаешься иначе, не заболела?
– Не должны, вы правы.
Она стискивает в холодных пальцах полку, умирая от ужасной слабости из-за того, что два противоположных чувства с одинаковой силой изнутри рвут её на части, сводя на нет все попытки хоть как-то размышлять.
Первое – улыбаться своему солнцу, ведь от Ангуса действительно исходит незримый, притягательный, тёплый свет.
Второе – держать дистанцию, быть настороже, защищаться, блокировать всё, что выматывает, включая их связь.
– Кара… – он усмехается. – Как ты разговариваешь со мной?
– Я принадлежу… не вам. И ничем не обязана, так что не так?
Ангус усмехается, его глаза сверкают так же, как и её.
– И зачем после всего приходить
