наказание за воровство уведут нас в табор, а там под покровом ночи выпытают всё, что мы знаем о лабиринте мертвеца. Ведь они сами ищут сокровища Смирнова! Вот и сунулись в горную библиотеку. Сняли плитку, продырявили пол. Не отыскав ничего ценного, утащили книги, чтобы выложить как приманку и ждать, пока на неё клюнет какой-нибудь более осведомлённый охотник за сокровищами. Дождались…
Я расскажу всё в ту же минуту, когда нас сцапают. Ну хорошо, в минуту не уложусь, но заговорю сразу, не дожидаясь угроз. Даже отдам смартфон с фотографиями, текстами и конспектами. А им будет мало. Смеясь и скаля золотые зубы, они примутся ломать Гаммеру пальцы, ставить Глеба на раскалённые угли. Гаммер и Глеб закричат, но в пустых домах Сенокласа некому будет услышать их крик, а те немногие, кто его услышит, предпочтут скорее погасить свет и занавесить окна.
Уф… Последние метры до машины я промчалась во все лопатки. Распахнула незапертую дверь, юркнула на заднее сиденье и притаилась. Мысленно поторапливала остальных и злилась, что они идут медленно.
Когда мы отъезжали от Сенокласа, я ещё поглядывала назад в опасении заметить погоню, но дорога привычно пустовала, и я успокоилась. Ехали молча. Вихра пробовала с нами заговорить, но ей никто толком не отвечал, и она вернулась к воспоминаниям о цыганах из своего класса. Заметила, что её не слушают, и притихла. Может, заподозрила неладное. Слишком уж странно мы себя вели. Да и наша одержимость горной библиотекой становилась всё более очевидной.
Связь в дороге пропадала, но Гаммер нагуглил всякое про железный порошок и дал мне прочитать. «Изготавливается методом распыления расплава металла водой высокого давления или сжатым воздухом». «Применяется для покрытия сварочных электродов». «Применяется в полиграфической промышленности». «Применяется для изготовления сварочных материалов». И так далее. Это, конечно, здорово… а толку? В ГОСТах и статьях, найденных Гаммером, почему-то не упоминалось использование железного порошка для решения головоломок и скорейшего нахождения сундуков с золотом.
Всё указывало на то, что в горной библиотеке мы упустили нечто важное. Книжный шкаф из «Золотой цепи» вывел в скрытый коридор, и Сандерс Пруэль попал в лабиринт с сокровищами. По шкафу с фальшивками в «Злом роке семьи Дарнуэй» отец Браун вычислил потайную лестницу, которой убийца воспользовался, чтобы подняться в тёмную комнату фотолаборатории. Ни прохода, ни подъёма в буквальном смысле из пещерки в Моминой скале не было и быть не могло. Там просто лежал ключ от открытой двери из головоломки. Непонятно, зачем нам ключ, если дверь и без того открыта, но важен сам факт: искать его нужно в библиотеке. Отсылки к Грину с Честертоном лишний раз это подтвердили. Меньше всего я хотела вновь продираться через заросли дикого шиповника и карабкаться по отвесным валунам, но, кажется, других вариантов у нас не осталось.
Ближе к Маджарову мы наконец разговорились с Вихрой. Обсудили, куда съездить после обеда. Вихра предложила прокатиться до села Бориславцы, расположенного неподалёку от Кован Кая, попутно взглянуть на фракийские развалины, и мы с радостью согласились, потому что путь в Бориславцы лежал вдоль левого берега Арды, а мы всё равно планировали поискать там каменистые пляжи – из тех, что могли попасть в объектив болгарского Красного Креста.
Глава шестая
Разгадка близка
Богданчик обиделся, что мы уехали в Сеноклас без него, и встретил нас самыми отборными словами из своего стримерского запаса. Станка, хозяйничавшая неподалёку, порадовалась свободной русской речи племянника, а мы с Настей посмеялись и пообещали взять его в Бориславцы. Быстренько пообедали и вшестером запихнулись в «опель-корсу». Богданчик попеременно сидел то у меня на коленях, то у Насти. Пересесть к Глебу он не порывался.
Выехав по бетонному мосту из Маджарова, мы повернули направо. Дорога пошла под Кован Кая, облюбованным редкими птицами вроде египетского стервятника, и мы остановились неподалёку от крохотного тоннеля – даже не тоннеля, а искусственной расселины, отделившей от основного массива одинокую скалу, – чтобы пофотографировать маджаровский меандр. Смеясь и толкаясь, выбрались из машины, и громче всех хохотал Богданчик, которого Настя всласть пощекотала, прежде чем выпустить.
Дорогу от вогнутой прибрежной полосы отделял невысокий, плотно заросший кустами яр, однако на обочине растительности не было, и вид нам открылся хороший. Мы увидели и восточные склоны Моминой скалы, и пляж, где позавчера купались, и тёмные холмы, за которыми пряталась дорога в Хасково. Арда под нами огибала выступ противоположного берега, отсюда казавшегося независимым островком, разворачивалась почти на сто восемьдесят градусов и уходила в просветы между горными хребтами, чтобы проскочить через Ивайловградское водохранилище, пересечь греческую границу и, наконец, влиться в полноводную Марицу, а с ней уже добраться до Эгейского моря. Стоя на дороге, я не могла заглянуть так далеко, но достаточно изучила течение Арды по картам, чтобы в деталях представить её извитый путь от болгарского истока до греческого устья.
Напротив нас, на самом кончике мнимого островка, лежала коса галечного пляжа. Мы засняли её, повторив десятки найденных в интернете снимков, попозировали друг другу, покривлялись и пофотографировались вместе – только Глеб в кадре стоял привычно серьёзный, – затем пошли к машине. Уже открыв дверь, я увидела темнеющий в основании скалы проём. Оказалось, что там начинается штольня заброшенного маджаровского рудника.
Подобные штольни попадались по всей округе, и Вихра сказала, что частенько лазала по ним, а ещё спускалась в естественные пещеры – научилась этому у папы, в молодости увлекавшегося «обратным альпинизмом», то есть спелеологией. Правда, Страхил называл местные выработки опасными, запрещал дочери туда соваться одной, и она шла ночью, украдкой. Выворачивала брюки и куртку наизнанку, чтобы не испачкать их снаружи и поутру, заявившись домой, не выдать своих похождений. Всё это, конечно, замечательно, но я прогулялась к сдвоенному, грубо пробитому в скале проходу и ужаснулась шахтному мраку, из которого явственно сквозило прохладой.
– Хочешь заглянуть? – спросила Вихра.
– Бр-р… – поёжилась я в ответ.
– Я бы заглянул! – отозвался Гаммер.
Рассмеявшись, Вихра сказала, что эта штольня скучная.
– Тут далеко не уйти. Всё завалено. Или затоплено.
– Затоплено? – удивилась я.
Вихра пояснила, что многокилометровые стволы и горизонты шахт по большей части проходят ниже уровня Арды. Насосы, откачивавшие воду, перестали работать после закрытия рудника, и его почти целиком затопило.
– И хорошо, – сказала Вихра.
– Хорошо, что затопило?
– Хорошо, что рудник закрылся. Он тут всё испортил. Изуродовал горы. Сколько скал обвалилось! А грязь до сих пор просачивается в Арду.
– До сих пор?
– Да… Из старых водоотливов. Раньше тут повсюду текли родники, а теперь по пальцам пересчитать. Как начали долбить, они пересохли.
Гаммер предложил всё-таки заглянуть в штольню. Я схватила его за руку и потянула к поджидавшим нас у машины Насте, Глебу и Богданчику. Чем сильнее я тянула, тем дальше Гаммер грозился проникнуть в чрево Кован Кая, но в конце концов отступился, и мы благополучно вернулись к «опель-корсе». Вновь утрамбовались в неё, и я обратилась к мирозданию с просьбой сделать так, чтобы лабиринт мертвеца не привёл нас в шахты. Куда угодно, на любую из ближайших или отдалённых вершин, пусть заснеженных и овеваемых злыми ветрами, только не под землю!
Мы проскочили тоннель-расщелину и покатили дальше в сторону Бориславцев, а я чуточку успокоилась, рассудив, что в книгах Смирнова героям ни в какие пещеры спускаться не доводилось. Они носились по джунглям, лазали по скалам, ходили по морям – это пожалуйста, – а без обратного альпинизма обошлись. Вот и славно. Я вновь наслаждалась видами на Арду, слушала рассказ Вихры о здешних краях. Потом мы съехали на обочину, и Вихра повела нас любоваться стенами фракийской крепости, точнее тем, что от них осталось, а осталось совсем немного. Я даже не сразу поняла, где именно располагалась крепость с её расчудесной кладкой из бутовых камней, настолько плотно подогнанных друг к другу, что фракийцам не потребовался раствор для их сцепления.
Ближе к Бориславцам справа показался ещё один меандр, не менее крутой и красивый. Из-за деревьев проглянули полосы очередных галечных пляжей. Горы слева стали заметно ниже – больше не нависали над нами, не пугали возможным обвалом. Наконец так измельчали, что превратились в обычные холмы,
