Я хлебаю ими «Эпл Джек».
Айрин стучит. Ты киваешь.
Но не просишь войти.
Я все это вижу.
А ты нет:
Бурый диван,
Закрытые окна,
Ту, кого ты велел называть мамой.
Все места за нашим
Разбитым окном,
Других я не знаю.
Пьяный и грустный, он, допев первый рефрен, вдруг подумал о папе и обо всем остальном, что в жизни пошло не так. Вытащил губную гармошку и довел дело до конца:
Айсмена растопили
В первый же мой приход.
Мне всего девять лет,
Я тоскую о том,
Чего не случилось.
Двадцатилетние банкиры-яппи в костюмчиках за тысячу баксов, бармены-ирландцы с деланым акцентом и даже сам Оскар зааплодировали. Арло уже сильно набрался, лампы кружились, эхо рождалось не где положено — будто стены обросли острыми углами и постепенно смыкались.
— У меня там душа лежит, пиздюки, — пробормотал он, правда, никто не услышал. Да и не то чтобы в этих словах был какой-то смысл, кроме как что ему очень жалко самого себя.
— Спой «Все Кеннеди в реке»! — заголосили вокруг, сперва шумными вспышками, потом хором, скандируя: — В ре-ке! В ре-ке! В ре-ке!
Арло слушал их вопли с закрытыми глазами и воображал себя в старой студии на Орчард-стрит, как раз перед тем, как с группой подписали контракт. Когда мир казался совсем маленьким: завоевывай — не хочу, а гитара в руке служила билетом в будущее.
Он решил: нате, раз хотите, и спел «Все Кеннеди в реке».
Вечер закончился, когда Оскар отказался подписывать договор на новую партию комбинированных принтеров, хотя Арло и предложил ему колоссальную скидку.
— Мы в этом году затянули пояса, так что не могу. Но ты очень сексуальный. Что-то в тебе есть такое, шершавое. Может, встретимся как-нибудь, не по работе?
Арло вручил этому козлу свою карточку, пожал липковатую руку и произнес:
— Ты мне сказал, тебе нужны новые принтеры. Я торгаш. Принтерами торгую. Этим и кормлю семью. У меня жена брюхатая и просрочка по ипотеке. Захочешь, мать твою, принтер купить — дай знать.
Вместе с другими полуночниками и грустными коммивояжерами он час дожидался на Пенн-стейшн поезда на 3.06 на Гарден-Сити, потом полтора километра шел от станции до дома, вслушиваясь в эхо собственных шагов на жутковато-пустынных улицах пригорода.
С тех пор и пяти часов не прошло, а Арло уже залез по плечи в раскрытую дверь морозильника, потерся щекой о дешевый бифштекс и подумал, как здорово было бы огрести немного фарта. Он не хотел возвращаться в прошлое. Он успел стать другим и считал, что в прошлой жизни ему теперь будет не так уж весело: пьянствовать с группой ночи напролет, вкалывать кокс в грязноватом сортире кафе «Леско», лопать недожаренную яичницу, брести, шатаясь, по авеню Д.
Нет, сбегать он не хотел. Ему бы выгодную сделку или похвалу регионального директора по продажам, который, похоже, не замечает, что Арло никогда не пропускает работу по болезни, не опаздывает на встречи. Ему бы звонок от его агента в Герше по поводу демо новой песни, которую он ему отправил. А главное — хоть кто бы заметил, сколько трудностей он преодолел и все равно справился.
Но ничего этого Арло Уайлду не обломилось. По крайней мере, сегодня. Сегодня дети с Мейпл-стрит затеяли игру на опасной поверхности. И закончиться это должно было падением.
Стерлинг-парк
Нормальный человек остался бы дома. Забился бы в свою комнату до понедельника, пока мама не отвезет в лагерь на смену по кодированию, или в клуб юных инженеров, или еще куда. Нормальная девчонка дождалась бы, пока эта история с месячными рассосется.
В этот момент Джулия Уайлд поняла, что ее бывшая лучшая подруга навеки Шелли Шредер — ненормальная.
Даже с приличного расстояния Джулия заметила, что немигающий взгляд Шелли сосредоточен на одной-единственной цели. Она неслась со всех ног, разбрасывая грязь и битум. Один раз споткнулась, но и в этот миг не оторвала глаз от Джулии.
— Бежим, — предложил Чарли.
Они не побежали. Шелли покрыла половину расстояния. Три четверти. Выглядела она как-то не так.
— Что с ней такое? — спросил Дейв.
Шелли совсем приблизилась, и тут все стало ясно. Она отрезала волосы. Судя по всему, просто отхватила все косы у самого черепа, потому что оставшиеся черные пряди торчали толстыми неопрятными жгутами.
— Ух ты, — произнесла Джулия.
Шелли, даже не притормозив, пролетела между Джулией и державшимся за ее руку Ларри. И вот она уже стояла на гигантской деревянной платформе. В самом центре, ногой на дырке от сучка.
— Ты чего, вообще обалдела? — рявкнул на нее Дейв Гаррисон.
Но Шелли не смотрела на него, только на Джулию. На лице застыла ярость. Выглядело это страшно, как будто Шелли, той Шелли, ее бывшей подруги, больше не было в этом теле.
— Пшли, пшли, пшли! — прошипела она, засунув кулаки под мышки, — локти предстали кончиками бесперых крыльев. — Явились сюда и даже по доскам не прогулялись. Трусы — я так и знала!
— Слезь, — сказал Чарли. — Упадешь.
Не сводя с Джулии свирепого взгляда, Шелли ухмыльнулась сквозь стиснутые зубы. Сквозь зубы она и говорила.
— Я самая храбрая.
— А пошло оно, — сказал Дейв Гаррисон. Подпрыгнул к крючку экскаватора, ухватился за него обеими руками. Раскачался и подошвами резиновых шлепанцев въехал Шелли в грудь, а потом довольно точно приземлился на другой стороне. Приземлился тем не менее на доски, и доски издали нехороший стон.
— Иди, Шелли, домой, — посоветовал он, отходя на безопасное расстояние.
Шелли широко расставила ноги, но с доски не сошла. Она переоделась в чистую розовую юбку-шорты, никакой крови не было видно. Глядя на Джулию так, будто все остальные были мебелью, она объявила:
— Ты и я. Будем драться здесь. До смерти.
— Чокнутая, — прокомментировала Джулия.
— Пшла-пшла-пшла! — выкрикнула Шелли в ярости.
— Мы что, первоклашки? — осведомилась Джулия.
Она прижалась носками к краю доски. Почувствовала под подошвами шлепанцев дрожь теплого дерева — так вибрирует сушилка на низких оборотах. Действительно создавалось впечатление, что там что-то есть. Что-то живое.
— Это мой Крысятник. Забирай мартышку и вали к себе в Бруклин. Сдай его в дурдом, там ему и место.
Джулия не стала оборачиваться и смотреть, как реагирует Ларри. И так знала, что он себя теребит, может даже ходит кругами. Когда его дразнили, он не плакал. Слишком часто это случалось. В школе,
