должен как-то аргументировать свой отрицательный ответ начальнику Полевого Генерального штаба.
– Ваше Величество, разрешите мне завтра же выехать в Кобленц, а затем в Антверпен?
– Сколько вам понадобится времени?
– Постараюсь управиться за неделю.
– Заседание военного совета будет через пять дней! – категорично заявил кайзер.
– Яволь, Ваше Величество! К совещанию у вас будут все необходимые доказательства.
– С Богом, мой всезнающий Вальтер! – промолвил император, снова усаживаясь на свое кавалерийское седло. Перед ним на столе была разложена карта Европы, и он вновь принялся за свое любимое дело, прерванное шефом германской разведки – с видом триумфатора, Вильгельм кроил новые границы старушки Европы, самолично расширяя пределы Германской империи от Атлантики до самых Уральских гор и от Балтики до Черного и Средиземного морей… Поистине пророчески для кайзера, так же, как и для любого другого перекроителя мира, вещала Ипатьевская летопись пятнадцатого века: «Бог, егда хочет показнити человека, отнимает у него ум…»
3
В Ставке Германского главного командования царила теплая и равнодушная атмосфера ко всему, что происходило за стенами Полевого Генерального штаба. Это Николаи заметил сразу же, как переступил порог резиденции генерала от инфантерии фон Фалькенгайна. Офицеры, попадающиеся ему в коридоре, равнодушно, словно нехотя, приветствовали нежданного гостя от разведки. Прекрасно зная о том, что он недавно прибыл с Восточного фронта, они не задавали ему обычных в таких случаях вопросов, не расспрашивали о видах на нынешний год, даже ни словом не обмолвились о громких успехах Гинденбурга. И вообще при виде шефа германской разведки, старались поскорее ускользнуть, спрятаться в своих просторных кабинетах, ничем не объясняя такого к нему отношения. Лишь подходя к приемной Фалькенгайна, Николаи услышал доносящийся оттуда на повышенных тонах разговор, к которому внимательно прислушивались, стоявшие в коридоре отдельной кучкой офицеры в темно-синих мундирах, подпоясанные златоткаными поясами и в кепи из черного фетра с кожаным лакированным козырьком на головах.
– Операция, запланированная Людендорфом на Восточном фронте, лишит нас последних резервов, – возмущенно промолвил кто-то.
– Эта золотая парочка, Гинденбург с Людендорфом, чужими руками жар хотят загребать! – высоким фальцетом, ответил другой. – Но у них ничего не выйдет.
Вскоре из распахнутых дверей вышли два генерала и, демонстративно не обращая на Николаи никакого внимания и уже более умеренным тоном обсуждая злободневный вопрос о резервах, подошли к офицерам-австрийцам, стоящим в коридоре.
«Ах, вот в чем дело, – догадался разведчик, – видимо, адъютант кайзера уже успел оповестить генштабистов о принятом императором решении. И меня небось упомянул как ярого сторонника фельдмаршала Гинденбурга. Теперь ясно, почему все здесь шарахаются от меня».
Николаи понял: главное, что противостояние между Фалькенгайном и Гинденбургом, вкупе с крайне несдержанным в словах Людендорфом, которого кайзер за неисполнительность и самоволие грозился однажды отдать под суд, со временем не исчезло, а лишь только обостряется. Тогда, в начале года, Вильгельм, вопреки мнению канцлера, кронпринца и супруги, не только принял в вспыхнувшем между генералами конфликте, основанном на разных взглядах в ведении войны, сторону главы Полевого Генерального штаба, но и произвел Фалькенгайна в генералы от инфантерии, освободив его от министерского поста и окончательно утвердив на посту главы Полевого Генерального штаба. После шумно отпразднованной зимней победы в районе Мазурских озер император сделал очередную попытку помирить своих фаворитов, раздавая им награды и внеочередные звания. Однако это только обострило вопрос об истинных творцах зимней виктории. Награжденный высшим прусским военным орденом «Pour le Merite» Фалькенгайн считал, что победа на Восточном фронте была обеспечена благодаря переброске им с Западного фронта четырех армейских корпусов. А Гинденбург и Людендорф, которые требовали от начальника Полевого Генерального штаба для проведения зимнего наступления двенадцать армейских корпусов, во всеуслышание утверждали, что если бы не козни Фалькенгайна, который не дал и половины запрошенного, то поражение русских армий было бы куда сокрушительней. Таким образом, он, поддержав план генерального наступления на Восточном фронте, оказался как бы промеж молота и наковальни, в самой сердцевине конфликта между непримиримыми фаворитами императора.
Все эти мысли промелькнули в голове подполковника Николаи, пока он шел неторопливым, размеренным шагом к приемной. В дверях его встретил красный от сознания значимости и чем-то недовольный полковник-адъютант.
– Генерал от инфантерии фон Фалькенгайн занят и приказал никого не принимать, – сухим официальным голосом промолвил он.
– Я подожду, – твердо сказал Николаи и демонстративно уселся на один из стульев, стоявших у стены.
– Вам придется долго ждать, – уже более доверительным тоном промолвил адъютант, привыкший лавировать между большими и маленькими руководителями, – у генерала Фалькенгайна начальник австро-венгерского Генерального штаба генерал Конрад фон Гетцендорф, – сделав еще более значительное лицо, добавил он.
Через полчаса из кабинета Фалькенгайна вышел генерал Гетцендорф и, окинув недовольным взглядом подполковника, направился к своей свите, ждущей его в коридоре.
Видя, что адъютант не собирается докладывать, Николаи решительно встал и потребовал:
– Господин полковник, я прошу вас непременно доложить обо мне начальнику Полевого Генерального штаба.
Видя нерешительность штабного, с опаской покосившегося на дверь, ведущую в кабинет генерала, он уверенно добавил:
– У меня дело государственной важности!
Только после этих слов адъютант, изобразив на лице решимость, направился к двери и, чуть слышно постучавшись, проскользнул между створок внутрь кабинета.
– Генерал от инфантерии фон Фалькенгайн ждет вас, – радостно промолвил он, выскользнув из-за чуть приоткрытых дверей.
– Я искренне рад видеть вас, Вальтер, – на удивление радушно принял подполковника начальник Полевого Генерального штаба, – мы здесь с генералом Конрадом фон Гетцендорфом обсуждали детали нашей совместной операции на Южном направлении Восточного фронта.
– Неужели вы отказались от идеи наступления на Париж? – удивленно воскликнул Николаи.
– Нет, я никогда не откажусь от этого! – решительно воскликнул Фалькенгайн. – Но в нынешнем году наша неминуемая победа на Западном фронте будет коваться на Востоке. Правда, в отличие от Гинденбурга, явно одержимого замыслом глубокого флангового удара с тем, чтобы охватить и уничтожить все русские армии в Польше, я предлагаю направить основной удар на юго-восток. И генерал Гетцендорф меня полностью поддерживает.
Подойдя к карте Восточного театра военных действий, лежащей на огромном столе, он продолжал:
– Полевой Генеральный штаб приступил к планированию операции в Галиции. Троекратное превосходство германских войск мы обеспечим не за счет переброски армейских корпусов с Западного фронта, а за счет скрытной передислокации австро-венгерских резервов и войск нашей 11-й армии, предоставив генералу Макензену, который будет командовать группировкой, все полномочия, а также все необходимое вооружение и технические средства.
Указав кончиком костяного ножа для бумаг на какой-то мелкий населенный пункт своей довольно крупномасштабной карты, он уверенно продолжал:
– Отсюда, от Горлице, мы нанесем по русским внезапный и сокрушительный удар. Это направление выбрано
