Книга Осиновый кол прилагается - Елена Станис

— Что случилось?

— Тебя обидели?

— Всё уже в порядке, Эгберт спас меня, а сын его сиятельства обещал разобраться.

— Эгберт — славный юноша, — подмигнул мне Донсон Брауниг.

— Спас отчего? — Грэг Тилли уставился на грязный след на моей (ну то есть бывшей его) рубашке.

— В меня кидались камнями. Трое недоделков посчитали это забавным. Но всё уже хорошо благодаря Эгберту.

Эгберт… Как же приятно произносить его имя.

— Тут принесли рубашку из серо-голубого бархата. Сказали это тебе от графа, — растеряно сообщил Тилли.

Я шагнула внутрь комнаты-кельи. На моей (то есть отведённой мне) кровати лежал изысканный кафтан, расшитый серебряной нитью, с металлическими серыми пуговицами. Я залюбовалась. Потрогала мягкий бархат. Натаниэль Кристан не поскупился. От одёжки веяло цитрусово-лавандовым благовонием с кумарином и ванилью, как и от самого Натаниэля. Я поднесла рукав к носу и вдохнула аромат. Захотелось тотчас примерить его. Но идти на ужин в этом я всё-таки не решусь. А то учитель и отец Брауниг решат, что я зазналась. Ладно, сверну, чтобы аромат подольше сохранился и буду его обонять в свободное время.

Учитель одолжил мне вторую и последнюю свою чистую рубашку светло-коричневого цвета из холщовой ткани с верёвкой-подвязкой. Сам он был одет в такую же. Отец Брауниг тоже переоделся: в другой набор своих серых одежд аналогичных предыдущим, и мы под предводительством камер-лакея двинулись к обеденному залу. Жозеп провёл нас вниз по винтовой лестнице и коридором вывел к широкой деревянной двери, украшенной замысловатым орнаментом.

Итак, что я помнила из истории о трапезе в средневековом замке? Одно блюдо на несколько человек, хлебаем или, в лучшем случае, черпаем его ложкой по очереди. Руки вытираем о скатерть. В зубах ковыряемся ножом. Если нужно справить нужду — отходим в уголок, отворачиваемся и делаем своё дело.

Если бы я сделала хоть что-то из перечисленного, то «ТОД» с особой интонацией произносил бы не только Натаниэль Кристан, но и все присутствующие на ужине.

Зал для трапезы оказался немногим меньше Большого зала. От центра дальней стены тянулся длинный обеденный стол, накрытый голубоватой скатертью. В центре стола на возвышающемся стуле восседал маркиз. По обе стороны от него на дубовых стульях расположились Натаниэль Кристан и Селеста, чуть подальше со стороны графа — Эгберт. Перед каждым стулом подготовлены блюда с чем-то походившим на жидкое рагу, рядом с ними были разложены столовые приборы. Нож и большая ложка располагались справа от тарелки, две трезубые вилки — слева от тарелки, небольшая вилка с небольшой ложкой — позади тарелки. Справа два стакана, крайний из которых был наполнен водой. А рядом — тканевые салфетки в тон скатерти. Жозеп огласил наше прибытие, мы поклонились. Рядом с входом я заприметила чан с водой, на поверхности которого плавали лепестки роз.

«Для омовения рук» — догадалась я и шагнув к нему сполоснула кисти.

Ура, верно догадалась! Также (может быть даже по моему примеру) поступили Тилли и Брауниг. Потом Жозеп рассадил нас по местам: меня и учителя на стороне Селесты, Браунига — на стороне Натаниэля и Эгберта. Получилось по трое с каждой стороны от маркиза.

Без лишних приветственных слов, маркиз начал с чтения молитвы:

— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою, и исполняеши всякое животно благоволения. Аминь.

— Аминь, — повторили присутствующие и взялись за большие ложки.

Рагу оказалось очень даже вкусным и даже привычным. Среди кусочков овощей я распознала цукини, томаты, луковицу. Но не успела доесть, как блюдо у меня из-под носа забрали и поставили другое — жаркое, украшенное белым цветком. Начиная с маркиза, слуга разлил всем красное вино в стакан, стоящий рядом со стаканом с водой. Я вооружилась ближними к тарелке ножом и вилкой и приступила к отпиливанию сочных кусочков. Краем глаза заметила на себе несколько любопытных взглядов: учителя и отца Браунига, которые ковыряли дичь ложкой, и Натаниэля Кристана. Что? Неужели не те выбрала приборы? Посмотрела на маркиза и его детей, вздохнула — те тоже накалывали кусочки вилкой, которые отпиливали ножом в правой руке.

— Что вы решили про болезнь Селесты? — Вдруг обратился к нам маркиз.

— Не болезнь, а укус, — поправила его дочь.

— Признаки присутствия носферату, ваша светлость, — ответил отец Брауниг. — Оно может попасть в замок через большие, в рост человека камни чёрного цвета. Прошу дозволения осмотреть все уголки замка в поиске таковых.

— Дозволяю, — разрешил его сиятельство.

Было ещё три смены блюд. Молочное желе с миндалём, овощное блюдо с сыром и пирожное с корицей. Вино «обновляли» в наших бокалах дважды.

Почувствовала, что от горячительного напитка пылают щёки я только когда ужин закончился и я поднялась из-за стола. Ещё слегка закружилась голова и я с трудом сохранила равновесия. Ну да, пить я не умела. Или вино на деле оказалось таким рьяным.

— Задержись, — очень не вовремя решил мне что-то сообщить Натаниэль Кристан и под локоть увлёк меня куда-то в небольшое помещение, дверь в которое открывалась прямо из трапезного зала.

Я хотела было возразить, но ничего путного в голову не пришло.

Помещение оказалось кладовой. Только большой замковой кладовой, куда из кухни приносили блюда для разноса гостям.

В нос ударил цитрусовый аромат с нотками ванили, исходящий от Натаниэля Кристана. Мне бы то же подошёл такой парфюм. Аристократ стоял в паре шагов от меня. Выше меня сантиметров на пятнадцать-двадцать. Вот с Лёшкой (при воспоминании о бывшем почти парне я взгрустнула) мы были почти одного роста, не приходилось так задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Хотя надо признать, что глаза графа завораживают. И весь он скорее походит на мраморное изваяние, чем на человека из плоти и крови. Ровный цвет кожи цвета слоновой кожи, идеальные пропорции идеального лица. Рядом с ним даже Эгберт кажется каким-то несовершенным: нос длинноват, губы не слишком чётко очерчены, скулы низковаты. Зато от Эгберта веет теплом и мягкостью. А красота Натаниэля такая холодная, недостижимая. Я окинула его взглядом художника: обязательно нарисую или изваяю. Тут Натаниэль напомнил, что он может ещё двигаться и говорить.

— Два года назад, — произнёс он, — отец взял мен на переговоры с неким мятежным графом. Его казнили через полгода, но тогда граф, который стоял ниже нас по положению, возомнил, что может диктовать условия и откусить от Виены жирный кусок. Речи его были