Чтобы сражаться, а не убивать! — крикнула я последнее слово, и оно эхом долетело до баррикады. — И если мне выпала честь представлять вас, то я могу предложить вам только одно. Но предупреждаю, если вы меня не поддержите, я не смогу быть с вами заодно, а значит, не имею право говорить за вас. Я знаю, что у вас есть ружья, но вас слишком мало. Оставьте его для самого крайнего случая. Скажите мне, если я уговорю их драться без огнестрельного оружия, вы поддержите меня? — они ничего не отвечали. — Поймите, я предлагаю вам быть теми, кто вы есть. Мы не убийцы. Я хочу им показать, что мы сильнее.
Метель всё завывала над нашими головами. Ещё несколько секунд стояло молчание, но потом, как по накатанной, до меня дошла волна воинственного возгласа. Они подняли свои кулаки вверх и кричали: «В бой». В этот момент я увидела настоящую силу. Я подняла руки, чтобы они услышали меня ещё раз.
— Тогда приготовьте свои биты. Пусть половина спрячется в кафе и на верхних этаж. Мы их заманим и прижмём. Те, кто будут наверху, налейте холодную воду в ведра. Сделайте, и это приведёт нас к победе.
И снова эти красивые лица, молодые и старые, исказились яростным возгласом. Все стали подготавливаться, а я пошла на баррикаду. На ней, стоя на машинах, меня ждали три офицера в бронежилетах и четыре полицейских в полном обмундировании. Один, который впереди всех, был в обычной форме. На его плечах сверкали большие звёзды. А за чередой автомобилей построились целые скопища полицейских, которые пойдут на нас в бой. Они ждали лишь приказа.
Когда я спускалась, офицер с большими звёздами подошёл ко мне. За его чёрной кепкой была видна седина на висках. Вокруг глаз синяки, а под ними мешки. Он был очень широкий телом, но мал ростом. Руки он держал все время перед собой. Разминал кулаки.
— Я полковник Волков, командир первого отдельного полка полиции специального назначения. — он наскоро показал мне своё удостоверение и замолчал, а я ждала, что он скажет. — Представьтесь! — рявкнул он.
— Меня зовут Тина, я дочь Эреба и Никты. — сказала я ни с того ни с сего, мне захотелось быть в последнюю ночь той, кто я есть.
Он посмотрел на меня, как на умалишенную. А люди сзади него ухмыльнулись.
— А я император планеты земля, — внезапно сказал он, — приказываю вам сдаться или уроню на вас солнце. — полицейские позади рассмеялись, а он кивнул головой на баррикаду. — Там тоже все такие же одаренные?
— Да. Все дети богов. — сказала я спокойно.
Он обернулся.
— Слыхали мужики, гляди, всё же веселея ночь будет, а ты, Серый, идти не хотел, смотри, какая пляска. — он повернулся обратно ко мне. — Обычно мы не разговариваем с мятежниками, но тут пришло указание сверху. В общем, сдавайтесь или будете перебиты. Вроде бы ничего не забыл. Сразу говорю, жалеть вас не станем. Можешь идти к своим долбоящерам и передать им, у вас десять минут, чтобы начать выходить нахрен оттуда.
— Вот вам предложение восставших…
— Ты ебнутая, что ли? — перебил он меня. — Меня не волнуют твои предложения, я тебе всё сказал. Время, кстати, уже пошло, советую поторопиться…
— Я вам советую на нас идти без оружия. — они посмотрели на меня вопросительно. Я поняла, что нужно говорить более провокационно. — Если не хотите умереть более страшной смертью. Мы вас голыми руками раскромсаем. Да даже я любого из вас могу победить.
Я увидела, что им на этот раз не до смеха. Ржали они только по команде полковника.
— Послушай, деточка, тебе головку продуло. Совсем, видать, всё херово. Во-первых, неплохой ход, да, послал я своих бойцов, а вы на них с оружием, а во-вторых, даже если представить, что будем голыми руками, ты вообще, хоть интуитивно, понимаешь, что им ваши удары? Да они их даже не почувствуют. Они в броне, если ты не заметила. А вот ты от одного взмаха палки согнёшься.
— Неужели вы думаете, что какие-то подонки могут победить детей богов. Сегодня всё кончится. Вы проиграете этой ночью. Я вам лишь предлагаю лучший вариант. То, что вы жалкие трусы, это мы все знаем. Я решила вас показать ребятам с лучшей стороны. Вы же навряд ли хотите умереть, как псы? — было видно, что они злятся. Я уже не знала, что говорить, чтобы спровоцировать. — Ну вот ты… — показала я пальцем на полицейского в обмундировании, — подойди.
Я поманила его пальцем, а он посмотрел на полковника. Тот вздохнул и кивнул ему головой. Полицейский отдал своё оружие рядом стоящему и пошёл на меня. На секунду я действительно не поняла, что мне делать, но внезапно передо мной оказался отец. Как всегда в своём чёрном костюме. Высокий и устрашающий. Он зажал свой кулак, я стала повторять за ним. Когда полицейский подошёл, мы одновременно замахнулись. Рука отца раздробила шлем и ударила его в голову, отчего здоровой мужик рухнул на капот соседней машины, и она взвизгнула сигнализацией. Её фары стали отбрасывать свет на нас.
Глаза у всех остальных вытаращились сначала на него, а затем на меня. Я увидела, что они смотрят на мою руку. На ней не было ни царапины. Я стояла в скрученной позе, сжав её. Сама прибывала в шоке от увиденного. Он не вставал, другие подбежали его поднимать. Строй вдалеке замешкался.
Я пристально посмотрела на полковника. Всем своим звериным лисьим взглядом. Глазами матери, которая сейчас разорвёт жертву. Волков испуганно посмотрел на меня. Я знала, что он увидел — преобладающий красный оттенок в глазах. Теперь я и сама верила в то, что произношу. Я перетянула на себя инициативу переговоров.
— Повторяю тебе в последний раз. Либо они идут к нам с чем угодно, но без огнестрельного оружия, либо сдохните все. Сегодня вся страна узнает, какие вы слабаки. И никто больше не будет бояться.
— Посылайте без оружия! — рявкнул полковник. — Вам же хуже.
Я ничего не ответила, лишь повернулась и стала вскарабкиваться на баррикаду.
В переулке тишина. Половина уже спряталась за колоннами, в кафе, выключив свет. Другие встали в строй чуть поодаль. Они всё слышали и были готовы. Когда я спустилась, те, кто стоял на улице, встретили меня своим воинственным кличем. Я хотела присоединиться к ним, но Миша, приоткрыв дверь сбоку, позвал меня к себе. Я пришла в темное место. Все сидели тихо на полу. Были видны только блеск их глаз и пар изо рта.
Мы затаились. Снаружи остались самые
