выпускать в тридцать втором году. Это классический двухдверный седан, который по своему внешнему виду напоминал мне Гелендваген из моего времени. Вот только мощность послабее да цена похлипче, да дым из выхлопной трубы пожиже. И еще — классический черный цвет. Впрочем, от многих других авто подобного дизайна и того же цвета он практически не отличался. Как только я сел в машину — в бок мне уперся револьвер, а на голову нахлобучили мешок, от которого воняло пылью, хорошо, хоть не мышами. Мой «проводник» в мир испанского генералитета оказался молчуном, а я решил не обострять ситуацию и так мы примерно минут сорок — сорок пять ехали в полной тишине. Только звук мотора, шорох шин, скрип тормозов. Я понял, что мы выехали за город. Когда же автомобиль остановился, меня из него вытолкали и провели куда-то в дом, только один раз предупредив, что тут ступеньки и надо идти осторожно. В доме пыльный мешок был снят — я оказался в небольшом, скромно обставленном помещении, в котором меня тщательно обыскали, изъяв все мои «писательские принадлежности», оставив только блокнот и ручку-самописку. При мне мои вещи перекочевали в коробку, которую положили в довольно громоздкий сейф. Вообще-то о таком в предварительных условиях ничего сказано не было, но… высказывать протест или как-то еще «шебуршеть» по этому поводу я не решился. Слишком серьезной выглядела охрана генерала. И то, что настроены они были более чем решительно, чувствовалось сразу же.
(генерал Хосе Санхурхо)
И вот в небольшую комнату, вошёл сам Хосе Саехурхо. Я был немного удивлён: генерал облачился в парадный мундир, на котором разместилась целая вязь различных наград, среди которых выделялся высший военный орден Испании — Королевский военный орден Сан-Фердинадо (святого Фердинада). Почему я был удивлён? Хотя бы потому, что даже политические противники считали генерала человеком простым, скромным, лишенным сеньорских замашек[1]. Неужели он так сильно изменился за последнее время?[2] Герой Рифской войны был известен своей заботой о солдатах и демократичностью в отношениях с подчиненными. При этом он еще и умел добиваться побед, о чем свидетельствовали многочисленные награды. Надо сказать, что шестидесятидвухлетний военный уже порядком потяжелел и офицерскую выправку сохранял с видимым трудом. Пожалуй, о силе его характера говорил только взгляд опытного человека, оценивающего своего собеседника по одному ему понятным критериям. Генерал спокойно и как-то даже величественно опустился в приготовленное для него кресло, вызывающее ассоциации с троном. Классический психологический приём: хозяин (сильная сторона) вальяжно развалился в кресле, а проситель (журналист) расположился на неудобной табуреточке. Как говориться, почувствуйте разницу! Он и первым начал разговор, расставив таким образом акценты так, как ему казалось выгодным.
— Господин Мартинес, мы изучили газету, на которую вы работаете. Как на мой взгляд, в ней печатается слишком много материалов явно левого толка. Тем не менее, ваша газета старается сохранять объективность, вы даете там место и для высказываний нормальных людей.
Генерал сделал небольшую паузу. Я его услышал. Нормальными он считает только тех, кто разделяет его политические взгляды. И да, газета, за которой я числюсь — вполне реальное издание, которое предоставляет свою площадку под разные платформы — только плати за размещение материалов. Так что тут вы меня не достанете.
— Именно эти соображения и сделали нашу встречу возможной.
— Скажите, генерал, это не для статьи, чем вызваны такие строгие меры предосторожности? Вы чего-то опасаетесь?
— Тут, в Португалии, среди дружественного нам режима мы е испытываем серьезных опасений. В тоже время, мне стало известно, что мои недоброжелатели из республиканцев радикального толка готовят покушение на мою жизнь. А потому никакие меры предосторожности лишними не будут.
— Благодарю за разъяснение. Скажите, в чём, по-вашему, была причина неудачной попытки переворота, которую вы осуществили совсем недавно, в августе тридцать второго?
Мой вопрос сразу же генералу не понравился. Правда, мы не оговаривали, какие темы подниматься не будут. Но то, что Хосе Санхурхо аж перекосило, и его маска превосходства сразу же треснула, говорило о многом.
— Нас предали! — раздраженно бросил он, но потом взял себя в руки, и решил дать ответ в более спокойном тоне.
— Верность присяге — это главное в жизни военного. Мы давали присягу королю. Антигосударственный переворот изменил саму природу власти в нашей любимой родине. Поэтому наше решение провести реставрацию монархии не кажется мне чем-то фантастическим. Только сакральная личность монарха может дать устойчивость общественному устройству страны, и никак иначе. Эти идеи широко распространены в обществе, ведь многие граждане намного лучше жили под сенью короны, чем живут сейчас — при республиканской демократии.
— Многие стали жить лучше, генерал. У республики достаточно защитников, или я ошибаюсь?
— Вы, несомненно, ошибаетесь. Мы готовили наше выступление долго. К сожалению, были вынуждены перенести начало выступления из-за того, что среди нас затаился предатель. Мы военные, а не профессиональные революционеры, нас учили воевать, а не конспирации и устройству тайных организаций. К сожалению, мы выявили не всех изменников, и о нашем выступлении стало известно властям. Именно поэтому восстание за восстановление законной власти ограничилось только Севильей. Там верный мне гарнизон поднялся по тревоге и занял все стратегически важные точки провинции и города. К сожалению, выступление верных монархии войск частей в Мадриде окончилось их поражением — захватить правительственные здания они не смогли. В других городах войска не поддержали наше выступление — это и стало причиной нашего поражения. Если бы всё шло согласно нашим планам, в Мадриде уже сейчас развевалось королевское знамя, а республиканский триколор исчез со страниц истории. Впрочем, власть социалистов показала свою несостоятельность — к власти в стране пришли консерваторы, хотя и монархия не была восстановлена, но и социализм в Испании никто строить не собирается.
— Вы считаете, что социалистическая идея всеобщего равенства и справедливости неверна?
— Бог сделал людей неравными друг другу. Кто мы такие, чтобы идти против божественного проведения?
— Скажите, те ужасные акции против деятелей католической церкви, которые мы наблюдали, это проявление чего? Левые утверждают, что священники противились установлению республиканской власти и агитировали за сохранение монархии.
— А иной позиции у церкви быть не могло. Свержение монархии — это шаг против божьей воли, это сокрушение тех моральных и этических
