тщательно селекционированным и воспитанным детям-супертелепатам. У них уже было несколько спорных и критических случаев. Неповиновения со стороны таких вот детей. Мысль о том, что если они сами не смогут использовать её, то нужно подбросить девочку тем или иным способом к нам, собственно, как раз Конклав и высказал. Она просто опередила их.
Они были в ужасе: чтоб ребёнку, пусть и самому сильному, удалось заставить ведьму, что её курировала, подсадить её туда, во внешнее подземелье, и таким образом перейти на сторону врага — о-о! Чепэ!
Поэтому Марвина просто поставили перед фактом: или ты убьёшь свою дочь, или мы убьём тебя и остальных. В-смысле, твоих женщин и детей. Достать обещали из-под земли. В буквальном смысле. А Марвину, собственно, деваться некуда: там, в подземельях Улья, его дети и их матери без него — фактически беззащитны.
А детей уже больше сотни.
— И что, все они обладают способностями, как у… нашей подопечной? — паузу прервал заместитель начальника штаба, желваки на скулах которого играли особенно сильно.
— Нет, разумеется, сэр. Марвин сказал, что таких способностей и сил пока, — он это подчёркивал, что — пока! — больше ни у кого из его детей нет. Но гарантировать он не может ничего. Потому что пятеро из его последних — ещё младенцы нескольких месяцев отроду. И хотя их фон, как он его называет, есть, и весьма сильный, это — не гарантия того, что дети смогут стать как Миерна, когда подрастут. Раньше, как сказал Марвин, до двух-трёх-четырёх лет дожило только трое столь сильных детей.
Остальных убили собственные матери.
Это в тех случаях, если сами дети раньше не убивали этих матерей… И нянечек.
Тогда таких, вышедших из-под контроля, по приказу этой самой Комиссии, ликвидировали.
— Не могу их не понять. Кому же охота быть убитым капризным сосунком… — жёлчи в голос начальник снабжения не подпустить не мог. Генерал, сидевший во главе стола, повернул голову, и взглянул на офицера. Тот поспешил заткнуться, насупившись и откинувшись на спинку стула.
Генерал спросил:
— Капитан. Чем сейчас Миерна и её отец могут угрожать нам?
— Смертью. — я не стал ходить вокруг да около, а выложил сразу главное, — Миерна может убивать с расстояния до десяти миль на поверхности, и нескольких сотен метров — под землёй. Мы сейчас в трёх милях от той камеры, где она содержится. Марвин — в двух. От нас. А от дочери — в пяти. Но он гораздо, гораздо слабее своей дочери. Не думаю, что он нам опасен. Его "сдача" — явно жест отчаяния со стороны его хозяев.
— Капитан… — Председатель Комитета объединённых Штабов ослабил галстук, словно ему не хватало воздуха. — Рольф. Как вы считаете, почему всё-таки они приказали ему убить её? Ведь они не могут не понимать, что в этом смысле как раз у неё куда больше шансов?
Я, в который раз оглядев убого обставленную казённой мебелью тесную комнатку, в которой всегда проходили совещания, не мог не согласиться с генералом и в этом, и в смысле микроклимата: действительно, после двух часов предварительного совещания старших офицеров нашей Общины, и тех, кто прибыл из Центрального Штаба, здесь было весьма душно. И влажно. Запах страха и напряжение буквально висели тут же — словно дым от сигарет. То есть, это было так, когда ещё оставались сигареты. Сейчас-то их никто не видел чуть не десять лет.
Мне здесь тоже не нравилось, но жаловаться грех: я эти два часа сидел в приёмной. Наконец дождался вызова. И вот теперь…
Вынужден отвечать в десятый раз на одни и те же дурацкие вопросы, на которые ответа нет. Да и быть не может.
Потому что речь идёт о супер-оружии такого типа, с которым мы прежде не сталкивались. Мало того: даже не подозревали о его существовании! И речь теперь не о конкретных делах, операциях, или Приказах.
А об эмоциях. Да ещё таких неоднозначных и запутанных…
Которые дочь и отец испытывают друг к другу.
И именно это сейчас и является главным Фактором для обеспечения нашей победы. Над ведьмами.
— Да, сэр. Как мне кажется, здесь дело в тактике. Члены этого Конклава не могут не понимать, что Миерна — слишком сильна. И если раньше её отец старался убедить их в том, что уж он-то сможет контролировать своего ребёнка… Ну, хотя бы с помощью того факта, что дети обычно слушаются мать и отца. Да и просто — старших. Но сейчас…
После смерти матери Миерны, она этого самого отца просто возненавидела. Так что контролем уже не пахло. И кураторши-ведьмы, как ни старались, успеха в управлении поведением супер-ребёнка добиться не могли.
Вероятно, именно поэтому члены Конклава и решили, что в принципе, неплохо будет просто подбросить её нам. Вы же помните легенду о Троянском Коне? Ну так вот: девочка — их конь. Поскольку сами они с ней потерпели полный крах, и попросту боятся. И теперь они бы хотели, чтоб мы тратили наши силы, время и ресурсы на то, чтоб попытаться подчинить себе Миерну. Или хотя бы договориться с ней.
А договориться с ней можно только об одном.
Она хочет быть Королевой!
Ну а мы, соответственно, будем жалкими подданными-рабами в её королевстве!
Совещание затянулось ещё на три часа.
Пропотев, и отболтав язык в попытках объяснить, почему я считаю, что Миерна хочет именно этого — неограниченной власти! — я двинулся по центральному коридору Убежища к месту, где содержали нашу главную свидетельницу. По делу о самой себе.
Примерно за километр я её услышал, а метров с пятиста стало возможно нормально разговаривать. Я спросил в лоб:
— Почему ты считаешь, что твою мать убил твой отец?
— А кто же ещё?! Я знаю! Это он! Он сам признался — ну, вернее, я увидела! — что изнасиловал её. А потом, когда я уже родилась, злился на неё. Потому что она, как мать, должна управлять мной. Моим послушанием. И поведением. И что-то там ещё я должна была по её указке делать — ну, видеть выживших людей, где они скрываются, и всё такое… А она не могла. И когда он понял, что мать не справляется со мной, он и убил её!
— А сам он? Сам он не пробовал… Справиться с тобой?
— Пробовал, конечно. Только я уже видела, чего он хочет на самом деле.
— И чего же?
— Власти.
— Как это? Он что, был подчинённым?
— Ну да. Хоть и
