же не удержался от бестактного вопроса, — но скажите, что это за гора, и что на ней такого, что не все ее видят?
— Гора. как гора. На ней растет лес, в котором можно найти редкие травы. Ну и конечно там есть духи, которые не любят когда их часто тревожат. Поэтому не всякий может увидеть их прибежище.
—Злые духи?
— Почему злые? Разве бывают злые камни или злая река? О камень можно больно удариться, а в реке можно утонуть, но это не делает предметы злыми.
— Но они опасны?
— Да господин, духи горы достаточно сильны. А сила всегда опасна. Мы уважаем их силу и стараемся понапрасну не тревожить.
— Вот оно как. Что же, тогда мне остается уважать местный порядок, — Я старался ответить вежливо, тогда как сам все еще был погружен в мысли о прошлом владельце моего ныне тела.
— Доброго дня вам, господин. Солнце уже взошло, и меня ждет работа. Еда для ваших спутников уже на столе, так что найдете меня в поле, если что-нибудь будет нужно.
— Спасибо вам. Доброго дня, — я вновь погрузился в мысли, пока смотрел на спину уходящей женщины.
«Духи могут знать больше людей. Они ведь духи, и живут на земле много дольше смертных» — словно резонанс между воспоминаниями прошлой жизни и нынешней, мысль явилась столь громкой, что я даже произнес ее вслух.
Поразмышляв о надобности идти в гору, я вернулся к дому. Мои спутники уже проснулись и приводили себя в порядок. Кафка с Сабуро делали простенькую зарядку, а сонный Фуго пытался повторять за ними.
— У меня и так все болит, как ты это делаешь? — Кафка обратился к Сабуро уже при мне.
— Делай! Движение — это лучшее лекарство от застоя в мускулах!
— Раз-два... три-четыре... — Фуго мотал головой, выполняя простые упражнения, пока его сознание было где-то в царстве Морфея.
Было видно, что это детское тельце не было подготовлено к двухдневному марш-броску на выживание без отдыха и подпитки. Кафка выглядел получше, но все время жаловался на боль в мышцах. Только Сабуро, преисполненный мотивацией, наслаждался утренней тренировкой.
— Доброе утро, господин Дайнс, — поприветствовал он меня, — вернулись с прогулки?
— Да. Я ходил к статуе Гои-но. Вчера не смог должным образом исполнить ритуал из-за усталости. А вы, вижу, бодрячком.
— Если бы не Сабуро, мы бы сейчас седьмой сон видели, — Кафка потянулся после завершения упражнения. — В какой-то мере я даже благодарен. Зарядка разбивает слабость.
— Два-два-три...
— Фуго, вижу, совсем хорошо. Ну ладно. Кизото оставила нам еду и позволила остаться еще на ночь. Говорят, здесь неплохой сэнто. Дорога нам предстоит длинная, так что надо подготовиться. Умойтесь, и пройдемте за стол.
— С этого стоило начинать, — Кафка улыбнулся, — сперва еда, подготовка после.
Мы вернули Фуго из мира его мыслей, и прошли в дом. Снова ветошь, вновь портянки. Фуго на сей раз более бодро их завязал.
Рис, запеченная речная рыба, соль и немного местного соуса на основе рыбного бульона. Еда не сильно отличалась от вчерашней, но казалась весьма вкусной. Пока мы были заняты завтраком, в доме стояла тишина.
Я поймал себя на мысли, что когда-то прочитал в приключенческом романе. «Трехразовое разнообразное питание кажется обыденностью в рутине дней. В путешествии же сама возможность спокойного приема пищи кажется ценной» — Эти строки почему-то въелись в мою память тогда. Прежде мне не доводилось ходить в «такие» походы. Будь то спортивный лагерь на открытом воздухе или курортная студенческая поездка с одногруппниками, я всегда был уверен в завтрашнем дне. Знал, что проснусь, почищу зубы, позавтракаю и вечером лягу спать. Сейчас же, поднимая ко рту палочками уже холодный рис, я начинаю переоценивать все те мысли, что всплыли в сознании этим утром. И мне становится страшно. Подсознание начинает свою злую игру. Возникает чувство, что каждый кусочек пищи может стать последним, что завтрашнего рассвета я не увижу, что могу не узреть и заката.
Против меня могущественный клан, о котором нынешнему мне мало что известно. Тело ответы дает спонтанно, и чем чаще я получаю их, тем труднее спровоцировать новое погружение в прошлое. Полагаться на такой источник информации нельзя. С одной стороны, я ведь ничего не должен прошлому владельцу тела. По крайней мере, если бы был должен, знал бы об этом и о наказании за расторжение сделки. С другой стороны, у меня просто нет выбора. Тело и внешность принадлежат Ризадо. Следовательно, пока клан Крадо существует, я просто не смогу спокойно спать. Ублюдок Гвидо, порезавший мое ухо, не остановится, тем более, после моего удара. Но Крадо — это полбеды. У Ризадо была сестра, и если она все еще жива, то мое бездействие создаст мне дополнительно минимум одного врага.
Поток сознания заглушил вкус еды, и я сам не заметил, как палочки уткнулись в дно глубокой тарелки в попытке ухватить новый комочек риса. К тому моменту у моих спутников было примерно по пол тарелки еды.
— А вы сегодня еще быстрее вчерашнего, господин Дайнс, — Кафка с улыбкой поднял бровь, смотря на меня. — Простите за грубость, но если глотать так быстро, кишки могут встать. Да и мы сейчас вне опасности.
— Хм... Наверное, сила привычки. Вспомнил тут кое-чего, и тело само, — я покачал головой.
— Для воина как вы, наверняка, это нормально, — Сабуро поддержал разговор. — В такой работе времени на отдых и медленную трапезу почти нет.
— Да... — я ответил на слова Сабуро, вспоминая свой второй курс в университете с перерывами в полчаса, из которых три четверти составляла дорога. — Прежде часто приходилось быстро есть, иногда даже на бегу.
— Расслабьтесь, господин. Хотя бы сегодня. Торопиться некуда. Вы ведь сказали, что у нас день на сборы, — Кафка улыбнулся и поднес ко рту большой кусок рыбы и вдохнул запах. — Хорошую тут выращивают. Мясо нежное, а костей почти нет. Мы попали в самый сезон.
— Рыба ест сорняки и слабые побеги риса. Хорошие стебли ей неудобно хватать. Потому и урожай крепкий растет, и рыба без сетей и удочек есть.
— Там, где я рос, такую большую рыбу только удочкой в реке поймать можно было. На полях лишь мелочь плескалась, — Кафка вынул кость изо рта. — А здесь это простой едой называют.
— Уровень жизни
