выступающие вены перестали иметь для нее какое-то значение.
Сэм устало провалился в мягкое кресло напротив горящего очага, отбрасывающего теплый свет и придававший его бледному лицу естественный оттенок.
— А ведь если бы вы увидели графа до проклятья, Анна, вы бы не поверили, что это один и тот же человек, — сказал с тяжелым вздохом Сэм. — Раньше, до наказания, несмотря на все трудности, граф никогда не переставал радоваться жизни. Он часто смеялся, болтал и веселился даже в тягостную пору.
А ведь Анна хорошо понимала, о чем говорит Сэм. В первый раз, когда в очередном сне она увидела короля Эмирея в тронном зале, она с трудом поверила, что перед ней стоит все тот же граф Эмирсон, что похитил ее. Настолько он был другим, жизнерадостным и светлым. Его не окружали тогда мрак и холод, как сейчас. Его сердце билось жизнью. Но сейчас, спустя триста лет проклятья, в груди у него что-то, конечно, по-прежнему билось, но уже не так, как раньше. Сердце от тоски, одиночества и невероятной усталости и вовсе не желало биться. Оно хотело остановиться и прекратить жалкое существование, несущее графу лишь страдания и боль.
— Иногда мне так жаль хозяина, — сказал Пол, грустно похлопав крыльями, — он так страдает. И если бы у меня была возможность ему помочь…
Он не договорил. Ему будто что-то не позволило закончить начатую мысль. Но ему и не требовалось говорить, ведь все и так знали, что он хотел сказать.
Вдруг на столе, в сгустке зеленого пара, возник сверчок. От резкого перемещения он чуть было не упал. Но сумел удержаться на тонких ногах с помощью изящной трости.
— Чего такие кислые морды у вас? — оглядев всех, проворчал сверчок Чад.
Из кухни тут же послышался шум, что-то упало и разбилось.
— Ох, — недовольно пробубнил Чад, — опять перепутал заклинания.
На пороге гостиной появился парящий в воздухе серебряный поднос, на котором стояли две кружки на маленьких тарелочках и пузатый чайник. Поднос плавно пролетел над головой испугавшейся кипятка Анны и осторожно приземлился на столешницу.
— Не знаю, Сэм, будешь ли ты, — предупредил Чад, — но из уважения я и тебе наколдовал чая.
Сэм, оторвав задумчивый взгляд из стены, удостоил сверчка благодарным кивком и снова уставился куда-то в сторону.
В камине трещали дрова, даря уютное оранжевое тепло. Анне было приятно находиться с теми, кто ее окружал. Неожиданно она поняла, что среди них чувствует себя на своем месте.
Поудобнее устроившись в мягком кресле, буквально провалившись в него, Анна весело заговорила:
— А знаете, Чад, все же вы были правы.
Чад расположился на своем маленьком стульчике, стоящем прямо на столе, и усмехнулся.
— А как же, я всегда прав, — выдержав пару секунд молчания, он добавил: — А в чем, собственно, я прав?
Анна достала из-за спины книгу, которая в последнее время везде ее сопровождала, и показала сверчку.
— Чтение книг очень интересное занятье, — призналась Анна, смущенно опустив глаза, — я была в какой-то мере не права, ошибочно утверждая о бессмысленности книг. Читать вовсе не так скучно, как мне раньше казалось.
В глазах сверчка Анна разглядела что-то странное, чего раньше не замечала. Это было похоже на уважение. Казалось, признание подняло Анну в глазах Чада.
— Мне приятно это слышать от вас, — Чад о чем-то призадумался, а потом привычным хрипловатым голосом сказал: — кхе-кхе, но отмечу, что вы тоже были отчасти правы, когда рассуждали о важности общения с людьми, общество которых, как правило, не может заменить чтение.
Анна заулыбалась. Ей стало так приятно, что Чад поддержал ее мнение.
Сэм подбросил в огонь дрова, которые сразу же поглотило жаркое пламя. Стало значительно теплее. А Сэм рухнул обратно в кресло, откинул голову назад и закрыл глаза.
— Пол, а раньше, до проклятья, у тебя тоже было плохое зрение, и ты носил очки? — аккуратно поинтересовалась Анна, впервые затронув столь личную тему.
Пол закивал маленькой головкой, и голубые перья его заколыхались.
— Видел-то я мир всегда скудно, но очки не носил, — поведал он, — в те времена такие приспособления считались редкостью. Эх, как быстро, однако время моей юности пролетело! Ведь когда-то я хотел стать придворным астрологом.
Анна недоуменно нахмурила лоб и спросила:
— Но почему не стали?
Анна помнила из сна, что при королевской власти Пол был военным, а никак не звездочетом.
— На то детские мечты и есть мечты: редко имеют свойство сбываться, — опустив маленькие, как две бусинки, глаза, прочирикал Пол. — Не получилось у меня стать ученым. Хотя, стоит заметить, что иногда меня посещали всякие высокородные персоны, приближенные к королевскому двору, и за приличную плату просили у меня предсказания.
Анна удивлённо заморгала.
— И предсказания сбывались?
— Почти всегда, — польстил себе Пол, — все, что говорил, сбывалось. Но не всегда мои прогнозы сулили благополучие и успех, иногда мне приходилось предсказывать нечто отнюдь не приятное.
— Например?
— Иногда звезды порочили смерть, несчастье и утрату, — замешкался Пол, что-то вспомнив. А когда он поднял глаза, то увидел, что его прожигают многозначительным взглядом Сэм и Чад, и решил быстро сменить тему. — А вот Чад хотел стать когда-то музыкантом. Это была его мечта, но, к сожалению, такая же несбыточная, как и моя. Да?
Чад недовольно закатил глаза и раздраженно пробурчал:
— Тебе, пернатое чудище, больше судачить не о чем?
— Что же я такое сказал? — опешил Пол, которого задел грубый тон друга.
— А то, что не надо совать свой длинный клюв не в свое дело! — Чад отвернулся от Пола и что-то пробормотал себе под нос так, что никто, кроме него самого, ругательств услышать не смог.
Пол же поглядел на друга, долго и пристально. А потом, видимо, не дождавшись извинения, расправил крылья и взлетел в воздухе.
— Значит так? — воскликнул он обиженным тоном. — Ну и сиди один, старый ворчун!
И Пол, быстро замахав крыльями, улетел из гостиной. Чад бросил вслед другу досадливый взгляд и хмуро отвернулся.
— Как же я устал от ваших споров, — закрыв ладонью правую сторону лица, вымолвил Сэм. — И так каждый день на протяжении сотен лет. За что мне такое наказание?
Анне стало не по себе. Атмосфера, бывшая ранее приятной и дружеской, стала напряженной.
— А что я? Вечно во всем виноват я⁈ — не выдержав, завопил Чад.
— Да, виноват, — упорствовал Сэм, — не надо было ему так грубить. Ты же знаешь, какой он ранимый по своей натуре.
Чад вскочил со стула.
— И что⁈ Если он неженка, я должен ему позволять лезть не в свое дело и ворошить чужое прошлое? — Гневно
