Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Лыков рассмеялся – вроде бы беззаботно, но всех, а особенно белобрысого, передернуло.
– Если бы ты знал, сколько козлов, и больших, и маленьких, мне уже эти слова говорили. Можно каторжные святцы заводить. Ося Душегуб говорил (Алексей начал загибать пальцы), Ванька Мясоед… Павлуша Акатуевский… Митя Два Ствола… Кто уж еще-то? А, Тунгус тоже обещал прийти, да вот все не идет. Где вся эта шваль? Ась? Что-то я их давно не видел. Куда-то все подевались. А уж такие были страшные, почти как ты сейчас.
Варнак побледнел. Любая из названных кличек вгоняла знающих людей в дрожь, а тут ходит молодой парень и об эдаких авторитетных людей ноги вытирает. Видать, право такое имеет. Неужели Лыков?
Алексей подошел, взял «ивана» за ухо и пригнул к земле. Поставил на колени, ткнул пальцем в стоящую на улице пролетку:
– Ну-ка… на карачках туда. Чтобы знал, кто есть ты, и кто есть власть. Или…
И варнак, матерясь, но у же про себя, на коленях пополз к пролетке.
А Лыков вывел из шеренги, так же за ухо, белобрысого верзилу, усадил его в другую пролетку между собой и Титусом, и они уехали, опережая всех, в управление.
– Как зовут? – спросил Лыков, когда экипаж выехал на Жуковскую.
– Иван Михайлов, – с запинкой ответил белобрысый.
Лыков удивленно воззрился на него, затем лицо сыщика передернулось:
– Ежели ты мне еще хотя бы раз…
– Пров Суконкин, ваше высокоблагородие! Извиняйте, это я от дурости да со страху! Крестьянин деревни Коурково Вязниковского уезда. Все-все расскажу, вы только меня с нашими не сажайте!
– Ладно. Ты, я вижу, парень понятливый, не то что эти остолопы. У меня глаз наметанный, умного человека сразу вижу, поэтому тебя одного из всех и взял. Не боись, не бросим! Посидишь пока в камере Рождественской части со «спиридонами-поворотами»[10]. Остальных в острог запрем и всенепременно на каторгу укатаем, а ты отсидишь, сколько суд приговорит, здесь, в исправительных арестантских отделениях. А то и вообще без суда можем выпустить, если следствие покажет, что ты ничего такого страшного не натворил. Ты с нами дружись, в обиде не останешься!
– Я всей душой, ваше высокоблагородие! Это вы правильно изволили заметить, я их всех умнее, они люди уж конченые, варнаки да душегубы. А я ничего, я так, тырил по маленькой, меня обчиство и выгнало, вот и пришлось с этими… Я так-то оченно честный и с благородной полицией работать согласный.
– Ну, вот и договорились. Скажи-ка мне для начала, Пров Суконкин, как «ивана» вашего зовут?
– Чобот, ваше высокоблагородие!
– Какой Чобот – московский или из Вышнего Волочка?
– Наверное не могу знать, ваше высокоблагородие, но полагать надоть, что московский. Из Москвы мы все вместе с ним приехали. Фуфель только, которого вот их высокоблагородие застрелили, из здешних. Урок[11]у нас…
– Какой урок?
– Сашку-Цирюльника из арестантских рот выручить. Для того и ребятенка докторова скрали, чтобы тот Сашку в лазарет перевел. А там уж все приготовлено. Вот аспиды, ребятенков невинных у родителей воровать, уж как я был против, уж как их просил…
– Сашка-Цирюльник, говоришь? Жалко, я ему при аресте башку не оторвал… Ну, да еще не поздно. А от кого урок получили?
Суконкин замялся, оглянулся на Титуса (тот ободряюще кивнул ему: чего мол, там, давай!), понизил голос до шепота:
– Чобот говорил – от самого Блохи.
Лыков даже присвистнул:
– Ну, вы ребята крутые, раз от Блохи уроки получаете!
До Суконкина, наконец, дошло, что он наделал, и парень вдруг принялся дрожать крупной дрожью:
– Ваше высокоблагородие, не губите молодую душу! Не дайте погибнуть во младе лет только выходящему на путь исправления! Я вам все, как на духу… меня же, если прознают…
Лыков положил ему на плечо ладонь, сказал ободряюще:
– Ну что ты, Пров. Какая мне от тебя польза, от мертвого? Придется нового стукача искать. Ты мне живой нужнее… покудова обманывать не начал. Я знаю таких ребят, которые до семидесяти лет дожили, еще при Николае Павловиче стучали, и ничего! Дома нажили, внуков наплодили, полиция им помогла дело свое открыть. И все чин-чинарем, от всех почет и уважение. Они нам добром, и мы им добром! Но учти: если станешь темнить – достаточно мне два слова кому надо сказать, и ты покойник. Того, что ты нам сейчас здесь наболтал, достаточно, чтобы на ножи тебя поставить. Сам понимаешь – Цирюльник шутить не станет, наголо обреет. Так что, тебе теперь обратного ходу нет…
Глава 6
Сашка-Цирюльник и Блоха
Кунавинская слобода.
Лыков и Титус сидели в кабинете начальника сыскной полиции и озабоченно переглядывались. Сам Благово ходил вокруг стола, раздраженно теребя пуговицу сюртука.
Сашка-Цирюльник уже доставил однажды Павлу Афанасьевичу большие неприятности, когда его, проходящего по розыску, нашли в Нижнем Новгороде посторонние люди, а Благово отыскать не сумел. Этот бывший московский мещанин впервые угодил в полицейскую хронику, когда ему только-только исполнилось двадцать лет. Угодил по самой страшной статье «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» – 1449-й. В день своего ангела, отметив его за столом с родителями, Сашка ушел будто бы спать, а ночью размозжил отцу с матерью головы топором. Инсценировал ограбление, забрал все родителевы ценности и на них и погорел. Сестра покойной матери узнала в ломбарде свой подарок ей – недорогой кулон с аметистом. Скупщик уверенно показал на Сашку, когда случайно увидел его в кабинете следователя…
1449-я статья предусматривает наибольший срок наказания в империи. У нас ведь нет бессрочной каторг и по суду. Получающий бессрочную переписывается по прибытии на каторгу на двадцатилетний срок; он может затем «дорасти» до вечной каторги, если совершит новое убийство или начнет устраивать побеги. И только по статье об умышленном убийстве родителя – каторга без срока и без каких-либо смягчающих вину обстоятельств. Не распространяются на эту статью и манифесты, уменьшающие отбытие прочих вин.
Состоял суд. Молодой родителеубийца поразил даже видавших виды прокурорских: наглый, развязный, на скамье подсудимых сидит развалясь, глумится над эмоциями свидетелей и присяжных. Какой-то дьявол во плоти. Ни малейших следов раскаяния; один безграничный цинизм, причем искренний, безо всякой рисовки… Присяжные приговорили его, к чему положено, с облегчением, лишь бы поскорее сплавить эдакого зверя навсегда в рудники.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
