может доставить немало хлопот! Когда девушка вспоминает о романтике, сразу становится ясно, ничего хорошего не жди! — засмеялся Гончаров. — И лучше сразу заканчивать!
— Почему? — обернулась к нему Юля. — Ты не похож на грубого мужлана, для которого важен лишь секс!
— Для меня в большинстве своем важны лишь удовольствия, все, которые только может предложить жизнь! Реальные, которые можно получить за деньги или в силу личного обаяния.
— Но ведь сердце и душу не купишь за деньги! — вырвалось у нее.
— А это важно?
— А разве нет?
— Нет, потому что вот с этого момента начинаются сложности, и ничем хорошим, как правило, они не заканчиваются!
— Ты не веришь в любовь?
— Нет, — Гончаров снова засмеялся.
— Неужели в Москве все так печально?
— Я бы сказал, честно!
— Неужели ни одна из всех дам, которые были с тобой, не признавалась тебе в любви?
— Нет, потому что они знали, со мной это не прокатит! А почему тебя это так интересует? Хочешь признаться мне в любви? — хохотнул он.
— Нет, — поспешно ответила Юля. — Конечно же, нет!
— Значит, я могу спать спокойно! — засмеялся мужчина, а Юля не заметила сожаления, прозвучавшего в его голосе.
Они дошли до ворот, что вели в поля и к старому кладбищу, а потом повернули обратно, но не стали заходить в дом через веранду, а, обойдя партер, подошли к балюстраде. Температура действительно понизилась к вечеру, стало проясняться. Туман еще висел над прудом и плыл над рекой, но отсюда уже были заметны огни деревни. И впервые за несколько дней на небе можно было увидеть звезды.
Остановившись, Юля подняла голову, пытаясь лучше рассмотреть созвездия.
— Завтра точно будет солнце, — заметила она.
А Матвей, преодолев расстояние, разделяющее их, обхватил ее руками и прижался к виску.
— Может, хватит уже этой романтики? Пойдем в дом, — хрипловато прошептал он.
Глава 5
Юля открыла глаза и несколько секунд пыталась сообразить, где она, какой сегодня день недели, а главное, который час… Розовый свет просачивался сквозь щели в тяжелых портьерах, а рядом, не выпуская ее из объятий, спал Гончаров. Снова закрыв глаза, Шарапова прижалась щекой к мужскому плечу, вдохнув его запах, и вся сегодняшняя ночь с отчетливой ясностью встала перед ней. Припомнилось, как Гончаров медленно расстегивал пуговички на блузке, не сводя взгляда с ее лица, как, замирая, прижимался губами к ее груди, чувствуя гулкий стук сердца. Задвинув шторы, он не выключил свет и, уложив ее на кушетку, целовал до самозабвения каждый миллиметр тела. Его губы были везде, царапая кожу щетиной и тут же лаская, нежно и неторопливо. Она помнила, как вскрикивала от удовольствия и, умирая от наслаждения, просила его не останавливаться. Этой ночью он делал с ней такие вещи, о которых утром стыдно вспомнить. Однако она принимала все и, без конца повторяя его имя, просила еще.
Юля снова открыла глаза и высвободилась из рук Гончарова. Выскользнув из постели, она осмотрелась и сунула руки в рубашку мужчины, запахнув полы, босиком прошлепала к окну. Распахнув портьеры, замерла, восхищенная открывшейся красотой. Она не ошиблась вчера. Ночью действительно подморозило и разогнало туман, и сейчас розовый рассвет плыл легкой дымкой по верхушкам деревьев и зажигал листву. Мраморные колонны флигелей, балюстрады и даже побеленные бордюры дорожек были окрашены в розовый цвет, а по траве и крышам стелилась серебристая изморозь.
Юлька босиком вышла в соседнюю комнату, распахивая двустворчатые двери, и открыла балконную дверь. Пряный, свежий воздух ударил в лицо, и мурашки побежали по коже. Шарапова закрыла глаза и, обхватив себя за плечи, вздохнула полной грудью. Стало так хорошо.
Потом она услышала шорох за спиной и обернулась. В дверях, завязывая пояс белоснежного махрового халата, стоял Гончаров.
— Доброе утро, дорогая, — улыбнулся он и, подойдя ближе, обнял ее, зарываясь лицом в распущенные волосы.
— Доброе утро, — сказала она в ответ и обхватила его руки своими. — Смотри, как красиво!
— Смотрю, — быстрым движением он захлопнул балконную дверь и, повернув ее к себе, коснулся губами уголка губ. Юля обвила руками его шею и прижалась виском к щеке. Ее душа и тело, истосковавшееся от одиночества, жаждали тепла и, ей казалось, она нашла его в объятиях Матвея. И пусть это было всего лишь тепло его рук и губ, оно чуть-чуть согрело, не только ее тело, но и душу. Она уже не могла и не хотела быть сильной и уверенной, только не сегодня, не сейчас! Шарапова не сопротивлялась бы, если бы мужчина, подхватив ее на руки, отнес обратно в постель, не стала бы протестовать, если бы они остались в ней до завтра. Закрывшись в доме и отгородившись от всего мира, они бы пили вино и закусывали его фруктами, разговаривали, смеялись, занимались любовью и, погружаясь в сон, не размыкали объятий. Хорошо бы забыть обо всем на свете и просто разрешить себе эти минуты слабости.
— Ну что, Юля Владимировна, как главному администратору Сиренево, рабочий день которого начнется через час, я разрешаю тебе первой воспользоваться ванной, — шепнул ей на ухо Гончаров, чуть отстраняясь.
— Спасибо, это так любезно с твоей стороны, — с легким разочарованием произнесла она и, высвободившись из его рук, отправилась собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. А Матвей так и остался стоять, недоуменно глядя ей след.
Юле казалось, что все в Сиренево догадались, как и где она провела эту ночь. Ни разу за прошедшие два с половиной года она не позволяла себе появляться в несвежей одежде, без макияжа и в таком виде… Припухлые от поцелуев губы, раздражение на коже от щетины, совершенно отсутствующий взгляд, да еще и след от поцелуя на шее, который она не сразу заметила. И всем, абсолютно всем сегодня она была нужна. Начальник техотдела, флорист, главный агроном, завпроизводством, шеф-повар и даже Шурка! И в глазах каждого читалось явное любопытство, от которого девушке хотелось провалиться сквозь землю. А тут еще и тетушка с обеда настойчиво стала названивать. Улучив минутку, Шарапова все же решила ответить на звонок. Тем более она так и не позвонила домой.
— Привет, тетушка! Твоих пропущенных целых три, что-то случилось? Или ты так, просто поболтать? Прости, у меня всего пару минут, на работе сегодня день визитов! — прочистив горло и придав голосу уверенности, легкости и беззаботности, заговорила она, когда Танька ответила на звонок.
— Привет, племяшка! Ничего не случилось, в гости приехала в деревню и узнала, что ты, оказывается, дома вторую ночь не ночуешь, но это еще ничего, как-то
