Глава 23
Во мне продолжала бушевать темная страшная энергия, требуя проклинать мужчину снова и снова, подкидывая на язык убийственные слова! Но глядя, как искренне он переживал о своем питомце и какая милая эта маленькая собачка, которую я нечаянно прокляла, сердце наполнялось жалостью. Темная злая волна, затопившая сознание, начала неохотно отступать. Так неохотно, что я поняла — еще немного, и не стало бы ведьмы-природницы Лилианы. Появилась бы темная ведьма-проклятийница, в душе которой не осталось бы ничего, кроме жажды мщения. Я прокляла бы ван Либа гораздо страшнее, а еще весь дом и всех, кто в нем находился, и даже саму землю, на которой стоит поместье. И длилось бы это до тех пор, пока бы я не потеряла сознание. А я ведьма сильная, многое бы успела натворить — имела возможность однажды прочитать о таком в одной старинной книге. Потом я смогла бы прийти в себя, но на мне бы навсегда остался отпечаток темной силы, которая бы ждала своего часа, потихоньку перекраивая меня под себя. Темными ведьмами ведь не рождаются. Ими становятся. И сопротивляться этой темной силе очень сложно.
Глядя, как Дьюк дрожащими руками поднимает своего питомца, падает на кровать и кладет его себе на колени, чтобы понять масштаб трагедии, я окончательно пришла в себя и подсела к ним. Собачку было очень жалко, но я внезапно испытала дикое облегчение от того, что темная волна не успела захлестнуть меня с головой.
— Что с Фином⁈ — посмотрел на меня испуганными глазами ван Либ. — Он не может встать на ноги!
Я прокрутила в голове свое проклятие и всхлипнула:
— Так он теперь и не встанет. Прокляла я его.
— Никогда? — Ван Либ смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
Я внезапно разозлилась:
— Ты меня чуть не изнасиловал! Между прочим, Фин принял твое наказание!
Граф захлопал глазами и посмотрел на скулящего песика, глядевшего на хозяина круглыми блестящими глазками на лысой мордочке. На макушке собаки забавно топорщился хохолок, а большие треугольные ушки подрагивали.
— Но он же не виноват…
— Зато ты виноват, — устало вздохнула я. — И я даже не представляю, как теперь это исправить.
— Как это? — И тут до ван Либа наконец дошло. — Ты… ведьма?
Я вздохнула. Скрывать уже стало бесполезно.
— Ведьма.
— Тогда тебе никак нельзя за меня замуж, — внезапно огорошил он меня очень серьезным голосом.
— Почему? — опешила я.
— Отец узнает — убьет тебя. Он не потерпит, чтобы в его семье были ведьмы, даже если они принцессы. Думаешь, почему я несколько лет куковал в ссылке на границе?
— Почему? — снова повторила я.
Сейчас граф раскрывался для меня с совершенно другой стороны. Он как минимум умел любить кого-то, кроме себя, раз так пекся о своем питомце, а тут еще и какая-то история с ведьмами…
— В восемнадцать лет я влюбился в одну высокородную девушку. Хотел предложить ей руку и сердце. Поначалу отец отнесся к моему выбору довольно благосклонно, но потом узнал, что она ведьма. — Дьюк замолчал, погрузившись в воспоминания.
Я не выдержала:
— И что?
— И запретил мне жениться. А когда я взбрыкнул, он пригрозил ее убить и сослал меня в дальнее имение.
— А ты?
— Смирился… Знал, что он выполнит угрозу, и не хотел смерти любимой девушке.
— То есть… герцог уже убивал ведьм⁈ — поняла я подтекст.
— А думаешь, почему у меня нет матери? — глухо усмехнулся ван Либ, и я потрясенно уставилась на Дьюка, которые смотрел перед собой невидящим взглядом. — Я его ненавижу, но пойти против не имею сил. — Граф ссутулился. Несколько минут мы сидели, придавленные его откровениями. Постепенно взгляд графа ожил, и он произнес: — Прости меня.
И как после такого держать на него зло? По сути, герцог сломал собственного сына, и тот справиться с этим оказался не в состоянии.
— Я-то, может, и прощу, но как снять проклятие с твоего Фина, все равно не знаю.
Пес, словно поняв мои слова, так жалобно заскулил, что я не выдержала и разревелась. Меня накрыл эмоциональный откат. До безумия было жалко собаку, графа, его мать и невесту, а еще себя.
И граф тоже плакал, гладя своего скулящего пса. И я видела, что он оплакивал не только его участь… Как оказалось, мужчины тоже плачут.
Глава 24
Внезапно окно позади нас распахнулось, и в комнате появились мой брат и Марк. Я удивленно всхлипнула.
— Он не стоит! — внезапно пожаловался им Дьюк, чтобы хоть как-то оправдать свои слезы.
Произошел какой-то бессвязный обмен репликами, и я наконец поняла, что меня нашли и все страшное позади.
— … Я тебя звала-звала, а ты все не прилетал. Я так испугалась… — жаловалась я, оказавшись в таких желанных и родных объятиях!
Как же мне этого не хватало! А еще шепота на ушко и горячих рук.
Внезапно рядом взвыл ван Либ:
— Лилиана, прошу, сделай хоть что-нибудь!
Я взглянула на Фина и поняла, что проклятие начинает входить в полную силу и у собаки не только отказали ноги, но уже останавливается и сердце — синюшный вид и хриплое прерывистое дыхание были тому доказательством.
— Отменить проклятие очень сложно, — понимающе сказал Марк, и я судорожно всхлипнула. Он взял мое лицо в свои ладони и посмотрел в глаза. — Но слезы ведьмы способны на многое. Особенно если их смешать с кровью дракона. — Он провел пальцем по моей щеке, а потом чем-то его уколол, и на его кончике выступила капля крови. — Пожелай псу что-нибудь хорошее, — улыбнулся и размазал каплю по сухому и горячему носу Фина.
— Пусть у тебя все всегда стоит и работает как надо! Живи долго и счастливо, Фин! — сквозь слезы с дикой надеждой пожелала я.
Смотреть, как умирает живое существо, было невыносимо.
Жидкость на носу собаки внезапно засветилась и растворилась. Фин длинно выдохнул, прикрыл глаза и… затих. На несколько секунд в комнате повисла звенящая тишина.
— Да спит ваш Фин, — разбил ее голос моего брата, о присутствии которого я уже успела забыть. — После таких потрясений — самое оно. Только я отчетливо слышу шум за дверью. Кого нам ждать? — и требовательно уставился на ван Либа.
Тот ошарашенно хлопал глазами, не веря вердикту короля насчет собаки, но все же ответил:
— Герцога и членов совета.
— Ну и хорошо. Марк, уноси мою сестру в замок.
— А ты? — растерянно спросила я и увидела такую жесткую усмешку, что невольно поежилась.
— А я останусь.
Марк поднялся с кровати и взял меня на руки.
— Прости, но сегодня
