того и дам.
Старик говорит:
– Царского звания прошу!
Птица отвечает старику:
– Иди домой, будешь царем!
Вернулся старик домой и сделался царем.
А старухе все мало. Говорит она:
– Старик, а старик, проси птицу, чтоб стал ты богом!
Старик взял топор и пошел в лес. Приходит к дубу и давай стучать.
Птица говорит ему:
– Диль-диль, дедынька! Не губи мое гнездышко, не губи мое теплое, чего попросишь, того и дам!
Старик говорит:
– Хочу стать богом!
Сделался старик собакой, а старуха – кошкой. А все, что птица им дала, пропало, словно ничего и не было. Так-то вот!
* * *
Теплый, но свежий воздух обдувал лицо, на глаза были предусмотрительно надеты солнечные очки во избежание попадания пыли и нежелательных насекомых. В ушах шумело, но не от того, что был ветер, просто скорость была немаленькая, к тому же дорога шла с горки. Спортивный велосипед развил неплохую скорость.
Я наслаждалась поездкой, сидя на фрирайдерном велосипеде, имеющем двадцать одну скорость, диаметр колес двадцать шесть и пластиковые крылья. И окрас велосипеда, надо отметить, был любимый – красно-желтый.
Сегодня утреннюю пробежку я заменила на велопробег. Решила совместить приятное с полезным. Олег, видимо, пресытившись вчерашним ночным моционом, спал как убитый, хотя еще вчера грозился встать ни свет ни заря и поехать доламывать печь. Однако на мои слова: «Закрой за мной дверь и никому не открывай, пока не вернусь», я услышала только сонное «угу».
Я убедилась, что дверь за мной закрылась, после чего села на железного друга и поехала изучать село.
Мне достаточно было одного часа, чтобы обнаружить то, что я искала.
Черный «Ленд Ровер» во всей красе стоял у красивого нового дома с двухметровой деревянной оградой. Сам же дом располагался в самом конце села. Но не в той стороне, где мы вчера сидели с Олегом и наслаждались свежим воздухом. Это был другой конец села, как раз у той самой глубокой речки.
Место было очень живописным, и дом стоял почти на отшибе, держась особняком от других, более ветхих и старых домишек. Неподалеку, метрах в двухстах, стоял заброшенный дом с покосившейся оградой, похожий на тот, в котором мы вчера ломали печь.
За час я объехала почти все село со всеми его улочками и закоулочками. И нигде черный «Ленд Ровер» до сего момента мне не попался на глаза.
Значит, этот дом – то, что мне нужно, заключила я.
Прислонив велосипед к рядом стоящему тополю, я торопливо сняла свой компактный рюкзак и достала из него то, что захватила с собой.
На мне был мой черный обтягивающий костюм, не стесняющий движений. На пояс я прицепила одну дымовую шашку и гранату со слезоточивым газом, к ноге пристегнула ножны со стреляющим штык-ножом. В кобуру с одной стороны сунула пистолет «ПМ», а в карман ветровки – иглу со снотворным.
Я была уверена, что этот арсенал мне не пригодится, просто хотела произвести сильное впечатление на Эрудита.
За полторы минуты все приготовления были закончены.
Я быстрой тенью метнулась к забору, перебралась через него и приземлилась на мягкую, взрыхленную землю по другую сторону ограды.
Не успела я осмотреться, как в трех метрах от себя увидела огромного черного ротвейлера. Пес не был привязан к цепи и спокойно разгуливал по двору. Вот только настроен против нежданного визитера он был явно не дружелюбно.
«Штык-нож», – только и успела подумать я, но воспользоваться им не успела.
Мы с собакой взметнулись в воздух почти одновременно. У меня в такие моменты все происходит словно в замедленном кадре. В полете я выбросила вперед ногу и нанесла ротвейлеру сокрушающий удар в челюсть. Собака с визгом отлетела в сторону и плашмя рухнула на землю.
Ротвейлер – это вам не бассет-хаунд, даже с перебитой челюстью он может продолжить нападение. Что он незамедлительно и сделал. Килограммов пятьдесят сплошных мускулов врезались в меня, отчего я повалилась на землю.
Умение справляться с атакующей собакой входит в арсенал моих боевых навыков. По идее, схватка с собакой заканчивается молниеносно – у животных есть инстинкт, он велит прекратить им бой, если становится ясно, что противник сильнее, продемонстрировать покорность и получить свой шанс остаться в живых. Иначе, если бы все звери бились до смерти противника, как это порой делают люди, кто бы оставил потомство – природа не зря заложила такой ограничительный механизм.
Но сторожевые бойцовские собаки устроены иначе – их болевой порог очень высок, в пылу атаки они вообще не чувствуют повреждений и способны биться до тех пор, пока в них теплится жизнь. Кто-то специально сломал ограничительные механизмы природы и превратил собак в убийц.
Вот и раненый ротвейлер не собирался останавливаться, даже несмотря на то, что противник оказал ему такое сопротивление.
Следующим этапом нападения было бы вгрызться своей окровавленной мордой мне в шею. Но я не дала ему это сделать: за секунду до нападения игла с сонным ядом вонзилась в шею ротвейлера, отчего пес тут же обмяк прямо на моем животе.
Скинув его с себя, я быстро вскочила на ноги и огляделась.
– Аксай, ты чего там? – услышала я мужской голос.
Из-за угла дома показался мужчина – один из тех, кто был вчера с Эрудитом. Он еще не понял, в чем дело, а я уже успела спрятаться за большим крыльцом и присесть на корточки.
– Аксай?! – удивленно позвал пса охранник, увидев того лежащим посреди двора без сознания.
Я воспользовалась моментом и бесшумно оказалась сзади.
Произведя захват за шею, я сделала легкий, но не смертельный удушающий прием. Мужчина захрипел, немного поупиравшись, пару раз дернулся и затих, потеряв сознание. Я уложила его аккуратно сбоку от крыльца, чтобы он не сразу попался на глаза.
Судя по всему, в доме еще один охранник, но опять же я не могу это точно знать.
Осторожно поднявшись на крыльцо, я приоткрыла незапертую дверь и прислушалась.
Было тихо, я
