цель? Эщин стала вспоминать, и в голову ей пришло довольно много таких моментов. Начиная с той самой встречи на крыше.
Юджин тихо добавил:
– Я тогда только приехал. Поэтому такая спешка. Судя по всему, дальше обыска не пойдет. Я попытаюсь замять дело. Расследование не нужно ни мне, ни Чосону. Берегите себя.
Он развернулся и вышел. Эщин не понимала, как ей относиться к Юджину. Друг он ей или враг? Когда она начала думать, что он союзник, он оказался врагом. Но теперь, когда она считала его предателем, она не могла представить, чтобы он направил на нее пистолет. Эщин смотрела вслед иностранцу, который выглядел как кореец.
* * *
Наружное освещение гостевого дома «Глори» озаряло все вокруг. На входе в это здание в западном стиле висела вывеска на английском «Добро пожаловать в Корейскую империю[6]». В просторном главном зале вовсю гремел вечер в честь недавно прибывших американских военных. Светловолосые молодые люди, все еще редкость в Чосоне, наслаждались банкетом. Юджин выделялся среди них своими темными волосами и глазами.
Весь вечер Юджин спокойно болтал с Кайлом. После инцидента с Тейлором в Чосон прибыли шестьдесят четыре американских военных. Один из них, Кайл, когда-то был командиром Юджина. Он прошел войну с Испанией, где в одном из сражений чуть не потерял руку. Спас его тогда Юджин, поэтому Кайл был у него в долгу.
Стоя за стойкой, Хина не отрывала глаз от обоих. Точнее сказать, от Юджина. Увидев его в первый раз, она почувствовала, что пропала. Он так спокойно перевязал ей руку, после того как в гостинице произошла драка. Его внешняя безучастность и невозмутимость, но при этом готовность помочь привлекли Хину. А когда она узнала, что он кореец, ее сердце забилось еще сильнее. Она видела в нем родственную душу: он, как и она, родился в Чосоне, но вырос в чужой стране.
– На что вы так засмотрелись? Неужели на американцев? – спросила проходившая мимо горничная.
– Я случайно заметила… – На лице Хины проступила печаль, она вспомнила момент встречи с Юджином на вокзале. Ее беспокоило то, как Юджин и Эщин смотрели друг на друга. В тот момент они явно не выглядели просто как капитан морской пехоты США и оскорбленная дворянка. – Заметила, как он смотрит на другую женщину. Я не хотела помогать, лишь хотела вмешаться. Но в итоге все равно помогла им стать ближе.
Юджин молча прошел мимо нее, когда она стояла у входа в купе в ханбоке Эщин.
– О чем вы? – Горничная ни слова не поняла из сказанного Хиной.
– Что ж, видно, мне придется вонзить когти в другую женщину…
Уголки губ Хины приподнялись, но, несмотря на шум из зала и натянутую улыбку, такие слова трудно скрыть.
* * *
Госпожа Чо поручила Эщин найти Эсон в «Глори», хотя Эщин не хотелось там появляться.
При входе в гостевой дом ее поразило разнообразие иностранной одежды на гостях. Казалось, тут был представлен весь мир. Эщин, единственная одетая по-корейски, сильно выделялась среди остальных.
– Какие гости!
К ней направлялась Хина, одетая в кимоно, украшенное ярким цветочным узором. При виде хозяйки заведения Эщин поджала губы.
– Добрый день! Очень рады, что вы почтили нас своим визитом. Именно что «почтили», я, как хозяйка «Глори», ничуть не иронизирую.
А Эщин явно была не рада увидеть Хину, поэтому холодным тоном быстро изложила, зачем пришла. Но даже после этого Хина попыталась усадить ее за стол попить кофе. Все столы, которые предлагала хозяйка, были заняты мужчинами, а сидеть с мужчинами, тем более незнакомыми, знатной девушке не пристало. Хина улыбнулась, заметив, как недовольная Эщин нахмурила брови.
– В Чосоне правят мужчины. И все они отдыхают в гостевом доме «Глори».
Горделивый тон Хины порядком раздражал Эщин, ей все труднее было сдерживаться, чтобы не нагрубить.
– Молодежь, денди, бродяги – все тянутся сюда.
– Кажется, вы правы, – сказала Эщин, глядя на вошедшего в гостевой дом Юджина.
Его заметила и Хина.
– Ко Эсон была не единственной нашей гостьей. Но ее компания уже разошлась. А она сама ушла еще раньше.
– А что здесь делают женщины?
– То же, что и мужчины. Едят, выпивают, играют в карты, знакомятся. Здесь у нас доступны все радости жизни.
Эщин не хотелось больше здесь оставаться, да и Хина не стремилась ее удержать, поэтому она быстрым шагом направилась к выходу, где ее окликнул Юджин. Непонятно почему, но он чувствовал необходимость объяснить Эщин, что он тут делает. Он чувствовал, что, если не сделает этого сейчас, между ними возникнет какое-то трагическое недопонимание, а ему хотелось этого избежать.
– Я здесь снимаю номер. Как и другие американские военные. Здесь хорошо готовят, и вообще здесь удобно… – неловко пробормотал он.
Эщин прошла мимо Юджина, буркнув «будьте здоровы» в его сторону. Хина, в свою очередь, улыбнулась ему, но не получила ответа.
Выйдя из «Глори», Эщин натолкнулась на Донмэ.
– Какая встреча, госпожа. Как ваши дела? – поприветствовал он.
Эщин молчала и не смотрела ему в глаза. Ее служанка прокричала Донмэ, чтобы он отошел с дороги. Каким бы страшным и сильным он ни был сейчас, для них он по-прежнему тот самый сбежавший из страны ребенок, сын мясника. Донмэ захохотал, услышав грубость от служанки, но его глаза оставались холодными. Он положил руку на меч, и атмосфера вокруг сразу стала напряженной. Не так давно он расправился с человеком прямо посреди улицы Чингогэ.
Голос Эщин остановил его:
– Мне рассказывали, как ты вернулся и какой жизнью живешь. Я и сама все видела.
Она говорила спокойно, будто читала газету, словно была вообще неспособна испытывать гнев. Донмэ слушал, сжав зубы, под скулами вздулись желваки. Потом он сказал:
– Мир уже не тот, что раньше, госпожа. Все чосонские дворяне меня боятся. Но для вас я все еще мясник. Никчемный мясник.
Для Донмэ Эщин всегда оставалась той доброй девочкой в паланкине из его детства. И сейчас мало что изменилось, отчего ему было не по себе.
– Неправда. Для меня ты прежде всего человек, а не просто мясник. И беда не в том, что ты – мясник, а в том, что ты – предатель.
Эщин прошла к паланкину мимо застывшего Донмэ. Их взгляды встретились, перед тем как створки паланкина захлопнулись. Когда-то она точно так же посмотрела ему в глаза, сидя в паланкине. Тогда он был сыном мясника, а сейчас – предателем. И опять Донмэ подумал, что ему никогда не подняться до уровня госпожи, ему никогда не быть ей ровней.
Вскоре после того,
