Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
вот ведь диво! Правда, коньки-хранители на той избе всё равно оставались деревянными.
Маржана шла, как зачарованная. Ещё бы – наверняка в жизни не видела больших заборов, ведь в деревнях делали одни лишь оплетни[25]. Да, в городе человек человеку волк. Тут легко могли ограбить, убить или сделать чего похуже – и ищи невесть кого по клубку улиц.
Местами он чувствовал ворожбу. Обереги у изб, резы на высоких заборах, заговорённые пороги – всё это шипело и вилось вокруг него. И Маржана тоже чуяла – не зря вертела головой по сторонам.
– Зачем, – она поджала губы, – зачем столько?
– Страх, – объяснил Томаш. – Посадник один, а людей много.
О да, посадник. Он осмотрел себя и покачал головой: в таком виде его к детинцу и близко не подпустят, а рядиться перед тем, кто выслуживался перед братьями, Томашу не хотелось. От досады он по-звериному клацнул зубами. Соблазн оставить Маржану наедине с огромным городом был слишком велик. Ах, если бы не Добжа!..
Томаша передёрнуло. Его тело помнило гнев вожака волков. От Добжи не спасут ни самые крепкие стены, ни витязи, ни заговоры ведуний, ни капища. Он повелевал над зверями, в том числе и над тем, кто сидел внутри Томаша, его плотью и кровью. Это не какой-то неизвестный чародей.
– Маржана, – Томаш обернулся, – нам придётся ненадолго разойтись.
Она потупилась и опустила глаза. Тут они все были одинаковы – те, кто впервые приходят в Хортец и не знают, куда первым делом идти.
– К закату подойди к детинцу, – он указал на высокую стену, что тянулась за бедняцкими избами. – Там тебя встретят.
Томашу тяжело дались эти слова. Не будь Добжи, он бы ни за что не стал бы звать деревенскую девку туда, где принимали лучших купцов. У детинца стояла вечевая степень[26]. Её, единственную из важных построек, не прятали подальше, иначе было бы не по закону. Томаш прекрасно понимал: у всех этих людей, смердов и не только, становилось больше прав, когда они собирались вместе и шли на площадь. И даже великий князь не мог не выйти к ним и – уж тем более – не послушать или пойти против.
«Народ ставит князя, а князь выполняет не только его волю, но и свою, ведь он видит дальше и больше, как ясный сокол», – сказал когда-то Кажимер. Томаша это немного пугало: мало ли чего могут захотеть простые люди? Но он не мог не смириться.
– Я приду, – послышался голос Маржаны. – Не переживай, волколаче, не заблужусь.
– Надеюсь, – ответил Томаш.
Она пошла вперёд по улице и повернула к шумной ярмарке. Вот ведь девка! Не сдержится ведь и стащит что-нибудь. Впрочем, это не самое страшное, что могло случиться с Маржаной, не будь у неё второй шкуры.
Томаш отвернулся и пошёл к детинцу. Вместо бедняцких изб замаячили дома побогаче – резные, ухоженные. И люди попадались такие же – уже не в простых рубахах, а с обережным шитьём. Они казались веселее и тоже шли к ярмарке, только с другой стороны. На Томаша почти никто не смотрел – подумаешь, околачивается какой-то бедняк. Это его даже позабавило.
У детинца на него обращали внимание – смотрели то с удивлением, то с презрением. Ещё бы – зажиточные люди, те, которые вырвались с трудом из-за окраин Хортеца и хотели забыть о прошлом. Как там говорилось? Из грязи – и в светлицу? Вот оно.
Конечно, если Томаш покажет золотистое кольцо с волчьим мехом, то его тут же узнают – и сразу сопроводят к Горяте – посаднику и верному другу Кажимера. А Горята мигом пошлёт лучшего гонца в Звенец и опоит Томаша чем-нибудь, чтобы тот заснул и проснулся уже дома, в спальне с серебристыми решётками на окнах. Ну уж нет, не для того он петлял столько времени.
Томаш спрятался в укромный угол, где валялись помои. Фыркнул, мол, вот до чего дошёл! Придётся тут раздеваться и бросать одежду. Вряд ли потасканная рубаха и потёртые порты понадобятся ему снова.
Он с силой сжал кольцо и тихонько подпрыгнул, позволив телу рухнуть на землю и вдариться о неё. Главное – не кричать, не стонать, сдерживать порывы. Кости и кожу рвало в клочья, сердце рвалось на лоскутья и собиралось снова. Как больно, больно!..
Томаш открыл глаза и тяжело задышал. Звериные ноздри раздулись, шерсть встала дыбом. Убедившись, что никого вокруг нет, он подпрыгнул и забрался на крышу ближайшей избы. Дальше – легче, всё выше и выше, перемахнуть через детинец и побежать по каменной тропке, чтобы вплотную приблизиться к посадскому терему.
Если кто и заметил, то наверняка принял за морок. Это только в Звенеце можно увидеть, как волк бежит невесть куда, а потом исчезает в тереме. Там все давно привыкли и даже любовались, мол, вот они какие, Добролесские.
Томаш спрыгнул с крыши посадского терема и оказался на внутреннем дворе, причём не в лучшей части – опять среди помоев. Ну и к счастью – сюда заглядывали только вечером. Оставалось только прокрасться в хлев и затаиться там, среди сена и скотины. Заодно и молока попьёт, если осталось.
– Стоит дуб из камней, – тихонько начал Томаш, выплетая заговор, – а на том дубу сидит жар-птица, семена считает, да счёта не знает, оттого печалится да приговаривает, мол, Горята-Горята, приди да прис-сядь-ка, поговори со мною, как брат с сестрою, услышь мой голос сквозь стены и шум, явись на зов княжий, умасли мой род.
Волк устало прикрыл глаза. Слабый наговорчик, конечно, но вдруг получится? Всё-таки княжеская кровь вкупе с чарами Велеса могла сработать. Придёт – славно, нет – придётся придумывать что-то или оборачиваться человеком и красть одежду. Брр! Не любил Томаш хвататься за простецкие тряпки и красться, словно вор. Но да ладно, не стоит тревожиться раньше времени, лучше подремать лучину-другую и подождать.
3.
Чем больше Чонгар смотрел на Баата, тем сильнее вспоминал родину – Подзмейное воеводство, край гор и ручейков. Это были дикие и жестокие земли. Они давали не пшено, а сияющие каменья, овчину, травы и много козьего молока. Их девки и парни заливались соловьями и плясали так, будто от этого зависела вся жизнь. Ох, и любили они плясать, несмотря на угрозу!
В Подзмейном воеводстве было много речных и горных ящеров – целый род или два. Эти ящеры обожали красивых молодиц и утаскивали тех, что пели по-особенному. Одни становились царицами и жили в каменных дворцах внутри гор, куда не падал свет, а других губила вода.
Коварные ящеры были падки до девичьей красы и могли легко посулить несметные богатства любой семье в обмен на молодицу. Им отдавали и невест, обещанных другим, а потом
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
