Дашки, лежащей на столе, аккуратно сжимаю её пальчики, она отвечает на моё прикосновение ответным пожатием.
— Всё это в прошлом, Вика. Я сейчас безумно счастлива с Геркой. Я люблю его как сумасшедшая. А Генрих, он очень хороший. Я ему очень благодарна и всё сделаю для того, чтобы он был счастлив, — Дашка внимательно смотрит на меня, словно пытается проникнуть в мой мозг и понять, что я думаю. — Ты та, которая ему нужна, интересная, молодая, цепляющая. Попробуй быть с ним. Он надежный…
— Я попытаюсь… — единственное, что говорю в ответ, изрядно задумавшись.
Здесь наше внимание привлекает разговор дам за соседним столиком и мы, улыбнувшись друг другу прислушиваемся, понимая, что они обсуждают Германа.
— Представляешь, новый директор пришёл на праздник с сыном, мальчишка совсем маленький. Свою жену он прячет ото всех. Говорят, она у него старуха.
— Я слышала, что она очень молоденькая.
— Подождите, — вмешивается в разговор третья, — рядом с ним было ещё двое мужчин. Они так все похожи, что я не поняла, кто из них новый директор. Так кто?
— Ну как же?!.. Тот, кто самый молодой, он ещё своей дочке маску лисы поправлял.
Мы с Дашей переглядываемся и тихо смеёмся, поняв, насколько дамы заблуждаются. А за соседним столиком разговор продолжается.
— Нет же, у него сын!..
— Дочь! Она в наш садик ходит, в соседнюю группы.
— Не может она в садик ходить, она русского языка не знает, они же немцы.
— Не спорьте, он прекрасно говорит по-русски. Я вчера вечером была на празднике, когда он поздравлял гостей дома отдыха с новым годом. Говорил он по-русски, и практически без акцента.
— А ещё говорят, он безумно богат, а жена у него ничего из себя не представляет. Домохозяйка, как у них и принято.
— Я тоже хочу быть его домохозяйкой, — посмеялась другая.
Всё это время я смотрю на Дашку, мне интересна её реакция на услышанное. Но Дарья лишь улыбается лёгкой улыбкой, которая едва касается её губ.
Но дальше их разговор мы не слышим, в кафе вбегают Ромка и Элен, и входят наши мужчины. Но Марка и Оленьки не видно.
— Генрих, а где? — нервно спрашиваю я, не увидев сестрёнку.
— У них фотосессия, — поясняет Генрих, присаживаясь рядом на соседний свободный стул, несколько придвинув его к моему. — Оленька решила сфотографироваться с Дедом Морозом. Марк их фоткает, сейчас придут.
Генрих не успевает договорить, как появляются Марк и Оленька. Сестрёнка, подбежав, обнимает меня за шею.
— Вика, я самая счастливая. Мне Дед Мороз подарил подарок, поцеловал и сказал, что я самая очаровательная лисичка. А ещё…
Моя любимая сестрёнка рассказывает и рассказывает, и это длилось бы бесконечно, но Герман предлагает детям сесть за соседний столик. Малышам приносят праздничный обед и мороженое.
Дети щебечут о своём, а мы сидим впятером, и Марк рассказывает о новогоднем представлении и показывает нам с Дашей фотографии малышей.
Я так благодарна Генриху за этот праздник, устроенный для моей сестрёнки. Ведь я это организовать ей точно не смогла бы. За разговорами я даже не замечаю, как рука Генриха оказывается на моём плече, а мою щёку обжигает его дыхание.
— Я счастлив, что ты улыбаешься, — нежно шепчет он.
После кафе мы все вместе гуляем по парку. Дети резвятся, играют в снежки, периодически забрасывая ими одного из мужчин. Больше всех достаётся Марку. Дашка держит меня под руку и тихо рассказывает:
— Понимаешь, Вика, когда рядом с тобой есть надёжный, любящий и любимый мужчина, жизнь играет другими красками. Ты не замечаешь мелкие неурядицы, да и большие проблемы не кажутся такими сложными. Ты начинаешь дышать полной грудью.
— Даша, о каких чувствах ты говоришь, мы ещё не знаем друг друга? — я не могу понять её, хотя и отрицать того, что Генрих мне не безразличен, уже не могу.
— Вика, знаешь, мы с Германом были знакомы пару дней. Он был вынужден уехать по делам. Так вот, я ужасно боялась, что он не вернётся. А когда он приехал раньше обещанного, я была так счастлива. Иногда хватает нескольких мгновений, чтобы понять, что это твоё. Посмотри, как он смотрит на тебя, — вдруг Дарья слегка сжимает мою руку, привлекая внимание, и глазами показывает, куда смотреть. — Сколько огня и любви в этом взгляде. Я его таким никогда не видела.
Поворачиваю голову и натыкаюсь на взгляд Генриха. Он действительно смотрит внимательно, его взгляд ласкает меня, а глаза светятся улыбкой. Не могу не улыбнуться в ответ.
— Возможно, Даша, ты и права. Только я не могу себя понять. Ведь я только ушла от Максима и вычеркнуть эти шесть лет в один миг…
— Ты хочешь дать Максиму второй шанс?
— Даша, я знаю, что второго шанса не существует. Человек не меняется. Второй шанс мы даём не ему, а себе, лишь только для того, чтобы не мучила потом совесть. Вторых шансов у нас было много. Я сделала всё, что могла, — говорю я вслух свои мысли и произношу их в первую очередь для себя, мне необходимо их услышать. — Я просто не готова к новым отношениям… Я должна подумать… Даша, спасибо тебе за всё, но я сейчас попрошу Генриха отвезти меня домой.
— Но ты же к нам ещё приедешь? Пообещай мне… Даже если вы с Генрихом не будете вместе, хотя я в этом сомневаюсь, мы с тобою будем общаться. Хорошо?
— Хорошо, Даша. Это я тебе пообещать могу, — я аккуратно улыбаюсь.
Мне действительно очень нравится Дарья. Она такая естественная и открытая, и очень приятная в общении. Никакого тебе жеманства, ни взгляда с высока…
— А ещё, Вика, пообещай, что ты примешь помощь Генриха, любую его помощь, как если бы её предложила тебе я, — Даша это произносит серьёзно и требовательно, давая понять, что возражения не потерпит.
— Даша, ты меня загоняешь в угол и не даёшь выбора, — смеюсь в ответ.
— Я просто стараюсь сделать всё, чтобы Генрих был счастлив, — поясняет Даша.
Этот разговор не проходит бесследно, он оставляет осадок, всколыхнув мысли и чувства, заставляет ещё раз всё обдумать.
— Генрих, отвези меня домой, — прошу я.
Мы стоим на террасе и ждём, пока Оленька, Ромка и Элен закончат фотосессию. Они нашли себе фотографа в лице Марка, и теперь позируют у ёлки, к ним ещё и хохотушка Аннет присоединилась, принимая активное участие в расстановке юных фотомоделей в кадре.
— Вика, ты чем-то расстроена? Что-то произошло? — заботливо спрашивает Генрих.
Я отрицательно качаю головой в ответ. Мне нечего сказать, вернее сказать есть что, но я не могу
