не повторится. Знаете, теперешнее одиночество по ночам — это, наверное, плата за то, наполненное блаженным счастьем время. За все в жизни надо платить. Я заплатила сполна. Стоит ли это того? Не знаю… Зато я впервые могу спокойно подумать о своей жизни. Не просто задаваться риторическим вопросом: «Что было бы, если бы вдруг…?», а вот именно действенное: «Почему именно так, а не иначе…?» Узнаю о себе много нового.
Паша никогда не грустил, ко всему относился позитивно. Он мог быть задумчивым, усталым, загруженным, злым, но грустным — никогда. Это качество я всегда в нем ценила. Каждый раз, когда у меня падало настроение, я вспоминала его улыбку, чуть прищуренные глаза — и на душе становилось светлее. А сейчас, когда в памяти возникает его образ — хочется зажаться, спрятаться от бессилия и рыдать. Кровать кажется непомерно огромной, жизнь кажется непомерно ошибочной. Черт бы побрал эту любовь! Кто только ее придумал? Того надо сжечь на костре инквизиции… или поставить вечный памятник.
И какими бы не были радостными воспоминания, от них хочется только плакать — тихо и беззвучно.
— Ну, Паш! Щекотно же! Отпусти! — я громко смеялась и уворачивалась от любимого, который решил за очередную оплошность помучить меня.
— Отпустить? — так же громко и со смехом спросил парень, сидя сверху и зажав мои ноги своими — щекотал меня по животу.
— Да! У меня кожа нежная! И весь живот у меня станет одним большим синяком! Отпусти!
— Ты уверена?
— Уверена!
— Тогда отпускаю.
И я кубарем падаю с кровати, закатываясь от смеха.
Кто-то подумает, что у нас детство в одном месте играло. Да, так и есть! И это было весело! У меня видеозапись осталась после очередного такого дурачества — Паша прячется под одеяло, как Карлсон, и рычит на меня. Удивительно, но за несколько лет отношений у меня осталось только это видео и не больше десятка общих фотографий… И когда накатывает очередная волна слез, я включаю эти кадры и слушаю его нарочито испуганный голос, прерываемый моим смехом. Господи, это, наверное, самое глупое и бредовое видео на свете! Но у меня так мало осталось от Паши, что даже оно стало для меня одним из самых ценных воспоминаний.
Это видео для меня до сих пор сродни иконе, символизирующей мое прошлое… хотя кого я обманываю? Это символ моей мечты, да.
На небе яркими огоньками взрывается салют. Прямо над головами, лишь ненамного выше самых высоких струй фонтана, возле которого мы стояли. Люблю салют. Он возвращает меня в детство.
— Как красиво! — я радовалась как ребенок и с благодарностью смотрела на Павлика. Он стоял у меня за спиной и крепко обнимал. Тоже улыбался. Запрокинула голову ему на плечо и мысленно порадовалась, что обула босоножки на высоком каблуке — так я хоть немного достаю до его плеча.
— Ну, детка… Тебе нравится?
— Да.
— Вот и хорошо.
Паша спросил, нравится ли мне? И после этого я буду слушать Таньку, что он эгоистичный? Нет, Павлик — самый лучший. Конечно, мне все нравится! Еще бы — он здесь, со мной, обнимает, целует, да к тому же и салют для красоты момента.
— Родной, я так сильно тебя люблю.
— Я знаю.
Очень скоро после того, как мы с Пашей снова были вместе, случилось одно очень важное событие. Нет — два события, взаимосвязанные друг с другом. Произошло то, что многие называют коротко и ясно — «залет». Случайно — как это обычно и бывает. Ох как Павлик психовал! Еще ничего не было известно, но он уже искал в интернете признаки, симптомы и прочее. Не хотел он ребенка. Предложил выпить таблетку, которая «после». Ну, как предложил… очень сильно настаивал. Я, конечно же, была против.
Я сидела на кровати, скрестив по-турецки ноги, и один за другим открывала сайты в интернете, одновременно разговаривая через наушники с Танькой.
— Кать! Перестань заниматься ерундой и сходи в аптеку! — настаивала она. Даже находясь в другой стране, за тысячу километров, она умудрялась управлять моими действиями, как Сталин — страной. Порой я даже чувствовала себя безвольной куклой. Но сейчас в редкие для себя моменты я проявляла завидное упрямство.
— Тань, этого не может быть, понимаешь?! Не-воз-мож-но! — произнесла по слогам и процитировала сухую выдержку из статьи: — «Чаще всего зачатие происходит во время овуляции…» Тань, у меня ЭТО случилось через несколько дней! — нашла я очередное несоответствие.
— Катя! Сходи за тестами и не мучайся.
Я простонала, спинным мозгом понимая, что Таня как никогда права. Но сейчас во мне буйствовали два разных чувства, ни в чем не уступая друг другу — надежда и страх. Видит Бог, как я хочу оказаться беременной, но в тоже время боюсь, что это не так. В мозгу затаилась надежда: «А вдруг…?» И тут же появилась уверенность: «Да не может этого быть!»
Пока стояла в очереди в аптеке, глушила в себе порывы сбежать, не тратить время на всякую ерунду…
— Мне, пожалуйста, тест на беременность, — шепотом попросила я.
— Что? — девушка в белом халате за прилавком не расслышала. Я хотела ей крикнуть, что уши надо чистить, но вместо этого повторила просьбу чуть громче и, подумав, добавила:
— Четыре!
И вот теперь я сидела на кафельном полу в ванной, обложившись тестами, как гадалка картами. Глаза открывать было страшно. Я молила про себя:
— Хоть бы положительно… хоть бы положительно… хоть бы…
Приоткрыла один глаз и взглянула на первый тест. Две полоски…
Руки затряслись, и вот я уже широко открытыми глазами уставилась на все четыре теста, один даже с окошком был, на котором срок написан.
«Это ошибка… быть такого не может…» — так я думала. Случилось чудо — по-другому назвать то, что предстало предо мной — я не могла.
— Господи, спасибо, — выдохнула я наконец.
Не знаю, сколько я так просидела, думая о том, что делать дальше. Говорить Павлику или молчать? А вдруг тесты ошибочны? И еще много важных и не очень мыслей проносились в тот момент в моей голове. Отвлек меня зазвонивший рядом телефон.
Таня… ну кто бы сомневался!
— Ну, как? — озабоченно спросила она.
— Восемь…
— Что восемь?
— Полосок.
— Это как?
— Это четыре теста и восемь полосок.
— Мельникова! Поздравляю! Ивар! — позвала она своего мужа. — Катюха наша беременна!
В трубке что-то заскрежетало, и вот я уже слышу голос Ивара:
— Ну что, Китти? — это он меня так называть любит. — Залетела? От кого хоть, знаешь?
— Ты идиот?
— Да шучу я, успокойся. Тебя твой поваренок так тр…хает,
