поставив еду рядом с собой.
— Твоя скука — вот почему ты голая?
— Я голая, потому что мне не хотелось надеть какую-либо одежду. Зачем мне вообще это нужно? Ты же не собираешься присоединиться ко мне, не так ли? Ты избегаешь меня, как чумы. Я могу понять только одно: тебе не нравится, что я упоминаю своего отца, — она быстро зажала рот рукой. — Извини, я была непослушной.
— Он не имеет права быть в твоих мыслях.
Она начала хихикать, сев. Она повернулась так, что оказалась вытянутой перед ним. Ее нагота была выставлена напоказ, и она не предприняла никаких попыток скрыть от него свое тело. Ему это понравилось; ее уверенность вызывала привыкание.
— Он мой отец. Я люблю его, несмотря ни на что. Я знаю, что у тебя есть проблемы. А что насчет этого, я игрушка, с которой ты не будешь играть.
— Некоторые игрушки должны оставаться на полке.
— Ты занимаешься сексом с кем-нибудь еще? — спросила она.
Любую другую женщину, которую он бы выгнал из своей жизни за то, что она задавала назойливые вопросы. Почему он не избавился от Эйвери?
— Тебя это будет беспокоить?
— Ты хотел, чтобы я обратилась к врачу, но никто не приехал. Ты даже не сдал анализы и всю последнюю неделю, кроме как поесть, не приходил ко мне в комнату.
— Ты скучаешь по моему присутствию, Эйвери? — спросил он.
— Может быть.
Он поднял бровь.
— Честно?
— Почему нет? Мне нечего терять. Я никогда в жизни не лгала. А ты?
— Я лгу каждый божий день.
— О чем?
Он сел спиной к изголовью кровати и протянул ей еду. Она взяла её, поставив поднос себе на ноги. Подняв крышку, можно было увидеть курицу и спагетти, приготовленные для нее.
Она схватила вилку и начала есть.
— Я лгу всем.
— В том числе и мне?
— Нет, я не лгал тебе. Ты моя игрушка. Ты здесь для моего удовольствия.
— Я тебя сейчас развлекаю? — спросила она.
В ее голосе не было сарказма. Она звучала… скучно.
Ему это не понравилось. Женщина, которую он встретил в магазине, в ней был огонь, страсть. Даже ее слезы имели значение.
— Я хочу пригласить тебя куда-нибудь на следующей неделе.
— Ты что? — она не оторвалась от тарелки с едой.
— Ты права, я думаю, пришло время тебя вытащить. Ты не собираешься бежать, потому что я убью твоего чертового отца, — она подняла голову, и он привлек ее внимание. Хорошо.
— Я сказала тебе, что не сделаю ничего, что навредит моему отцу.
— Хорошо. Вот на что я рассчитываю. Мне нужно иметь дело с одним мэром. Он думает, что, поскольку он находится у власти, он может делать то, что ему нравится, и никто не встанет у него на пути.
Он увидел ее улыбку.
— В отличие от тебя?
— Я не говорил, что мне не нужно перед кем-то отвечать. Да, и я позабочусь о том, чтобы все мои долги были выплачены полностью, Эйвери.
— Человек власти.
— Я человек слова.
— Наверное, приятно быть человеком слова, — сказала она.
— Ты заигрываешь со мною?
— Поддразнивания. Я дразню тебя. Как я уже говорила, ты был добр ко мне.
Несколько секунд он смотрел, как она ест, не говоря ни слова.
— Мы тоже поедем в больницу. Я заплачу дополнительно, чтобы сдать анализ крови и завершить его за один прием.
— Разве это не дорого?
— Мне все равно.
— Верно, — она доела, но недостаточно, по его вкусу.
— Есть что-то.
— Нет. Я просто не голодна.
Она поставила тарелку и поднялась на ноги. Он наблюдал за ней, пока она шла в ванную. Через несколько секунд он услышал шум бегущей воды. Похоже, сегодня вечером ему придется заняться погоней.
Он отставил тарелку в сторону и поднялся на ноги.
Зайдя в ванную, он увидел ее уже в ванне, наполняемой водой.
— Я тебя расстроил?
— Нет, — она нахмурилась. — Будет ли иметь значение, если я скажу «да»?
— Да. Я хочу знать.
— Что тебе не нравится в моем отце? — спросила она.
Он скрестил руки и прислонился к дверному проему.
— Я не ненавижу твоего отца.
— Ты мог бы меня обмануть.
— Мне не нравится, что он тебя использует. Тебе не следовало быть там в ту пятницу. Он не заслуживает того, чтобы ты подвергалась риску.
— И все же я здесь по собственному выбору.
— Действительно? Это твой выбор — быть моей игрушкой? Другие мужчины не были бы столь снисходительны. Они бы тебя выдали, превратили в шлюху.
— Другие застрелили бы меня. Я не думала. Все, о чем я могла думать, это о том, что мой отец в больнице. Один. Усталый. Больной. Я не хотела, чтобы ты больше причинял ему боль.
— Ты не будешь ему звонить.
— Хорошо. Я больше не хочу драться.
Ему даже не следовало ссориться с ней. Она была его игрушкой.
— У тебя вошло в привычку врать? — спросила она.
Он был удивлен, что именно она сменила тему. Отойдя от двери, он опустил крышку сиденья унитаза, сел и стал наблюдать за ней.
— Да. Это легко сделать.
— Я не думаю, что это так.
— Почему?
— Нужно бороться с ложью. Следуй за ним до самого горького конца или до любой другой лжи, к которой он приводит. Это похоже на одинокий образ жизни.
— Некоторым нужно лгать.
— Как что?
— Санта Клаус.
Она хихикнула.
— Эта ложь не в счет. Это делает Рождество волшебным.
— Сколько тебе было лет, когда ты перестала верить? — спросил он.
— Семь, я думаю. Я слышала, как мои родители говорили о том, в каком возрасте мне лучше
