на солнце снежные накидки.
Ренн смеялась и разбрасывала ногами снег, а Волк радостно прыгал вокруг нее.
– Я знала! – кричала Ренн. – Ничто не может убить Лес! О Торак, как же я по нему истосковалась! Все эти цвета! Золотые лиственницы и такие зеленые-презеленые сосны!
Улыбка застыла на лице Торака. Он видел Ренн, но она была словно за завесой зернистого тумана, а голос долетал до него, как будто сквозь треск ломающихся веток.
Он достал из мешочка со снадобьями зеленый янтарь, посмотрел на него и спрятал обратно.
Ренн заметила, как изменилось его лицо.
– Что не так?
Торак посмотрел ей в глаза:
– Деревья. Я вижу, что они живые, но… Я не вижу, что они зеленые. Для меня они все – черные.
Глава 9
Ренн понимала, что это сон, но не могла проснуться. Она была в ловушке, в светящейся потусторонним голубым светом ледяной пещере на Краю Мира.
Над ней стоял Наигинн, единокровный брат, ледяной демон в обличье красивого молодого мужчины. Он не знал различий между добром и злом, его преследовала жажда уничтожения, но он тоже оказался в ловушке – заклятие матери заперло его души в теле смертного человека.
– Ты меня освободишь, – сказал Наигинн.
А Ренн не могла даже пошевелить губами, чтобы сказать ему «нет».
– О да, ты меня освободишь, – повторил Наигинн.
В холодном свете его губы были темно-синими, как полночь, а кожа мертвенно-серой. В руках он держал тушку мертвого новорожденного тюленя.
Не отрывая взгляда от Ренн, он тряхнул головой и, причмокивая, высосал мозг из головы тюленя.
Оскалил зубы в улыбке.
– Мозги на вкус, как души, но мне нужны сами души, а для этого я должен съедать их живьем.
У Ренн от паники сдавило грудь. В ногах Наигинна лежал Торак, рядом с ним – Фин-Кединн и Волк. Их тела покрывал лед, хорошо видны были только головы. И шеи были открыты для Наигинна, который присел рядом с ножом в руке.
Его глаза были пустыми и бесконечно холодными.
– И кого мне съесть первым? – спросил он. – Выбор за тобой… сестра.
Ужас захлестнул Ренн с головой. Она попыталась закричать, но смогла издать только похожий на протяжное, сдавленное шипение звук…
– Ренн, проснись! – Торак тряхнул ее за плечи. – Все хорошо! Ты в безопасности!
Она не сразу вернулась в реальность, сначала почувствовала только запах спального мешка из оленьей шкуры, а потом и сжимавшие плечи сильные руки Торака.
– Ты видела его во сне? – спросил он.
Ренн кивнула.
– Он умер, он больше не может тебе навредить.
Торак не произнес имя Наигинна вслух – по закону племен, если человек умер, все на пять зим забывали его имя. Но Ренн не произнесла имя Наигинна, потому что боялась, что он еще жив.
Прошлой осенью ей во сне явилась мать, колдунья Сешру.
И она сказала: «Откуда ты знаешь, что он умер? Ты ведь не видела его тело. Я уже говорила – это еще не конец».
Ренн хотела рассказать о том сне Тораку, но все не находила подходящего времени. Да и вообще тот сон мог быть лишь еще одной уловкой Сешру.
А теперь Тораку и без нее тяжело – он пытался разобраться со своими кошмарами, с черной сетью из обугленных веток и корней. Ей многое нравилось в Тораке, например, его всегда интересовало, что чувствуют другие люди или звери. Но после удара Звезды-Молнии этот дар обернулся против него, он, как никто другой, ощущал боль Леса.
Торак больше не различал зеленый цвет, а она видела голубой цвет даже там, где совсем не хотела его видеть. В ее сне все было окрашено в этот отталкивающий, ужасающий голубой цвет.
А сны, в которых она различала цвета, всегда становились реальностью.
* * *
Рек с Рипом придумали новую игру – они садились на ветку и, покачиваясь, сбрасывали на Ренн снег. Ренн уже хотелось, чтобы им это прискучило и они улетели куда-нибудь подальше.
Сон с Наигинном не покидал ее, и она, чтобы стряхнуть наваждение, на рассвете одна, прихватив одолженный лук, выскользнула из убежища. Чтобы замаскировать свой запах, перепачкала лицо пеплом, а в колчан, чтобы не стучали друг о друга стрелы, напихала мха.
Было так здорово снова оказаться среди живых деревьев. Между соснами мелькал желтоголовый королек, снег испещряли следы барсуков и белок. Ренн заметила глубокие следы зубра, а между ними следы поменьше – это шла самка, а за ней теленок.
Дурной сон смывало, как грязь чистым потоком воды.
Заяц остановился возле куста орешника, чтобы обгрызть немного коры. Ренн прицелилась. Промахнулась. Попыталась снова. Опять ничего.
«Дурацкий лук!»
А стрелы… Как можно попасть в цель стрелой с оперением из перьев чайки и наконечниками из клюва цапли?
Наконец она подстрелила белую куропатку. К этому времени так замучилась, что чуть не забыла поблагодарить птицу и пожелать покоя ее отлетевшей душе.
Когда вернулась на стоянку, Торак поприветствовал ее кивком и сухо сказал, что больше не хочет разговоров о черной сети.
Она решила, что лучше не говорить с ним о Наигинне. Во всяком случае пока. В конце концов, это были только ее подозрения. Наигинн мертв, они с Тораком слышали его крики…
Поджарили куропатку, соблюли Договор, отдав то, что не съели, Волку и воронам.
– Что там с луком? – спросил Торак.
Ренн пожала плечами:
– Племя Лосося добывает рыбу, так что я и с двух шагов даже в оленя не смогла бы попасть.
Торак впервые после удара Звезды-Молнии искренне рассмеялся. Они посмотрели друг другу в глаза. Их накрыла теплая волна, и они поцеловались.
– Я так по тебе соскучилась, – сказала Ренн.
– Прости меня, – отозвался Торак.
Стоянку устроили на южном склоне Щита, решив, что пойдут вдоль замерзшего ручья, который должен привести их к реке Широкая Вода.
Снежный покров стал глубже, и Торак, собрав ветки тиса, переплел их ивовыми прутьями, так чтобы их можно было надеть на башмаки, как длинные шлепки. Сам пошел вперед, прокладывая след для Ренн, а Волк легко петлял между деревьями, словно едва касался снега.
В какой-то миг Торак настороженно фыркнул. Ренн ничего особенного не заметила, но Волк развернулся и замер.
– Ловчая яма для оленя, – сказал Торак.
Яма была глубокой, размером со взрослого мужчину, вокруг выложена камнями, а сверху прикрыта переплетенными ветками. Охотники в Открытом Лесу выкапывали такие же ямы, но они всегда предупреждали людей, оставляя рядом на ветке пучок спутанной коры. Племена Глубокого
