Книга Касание пустоты - Игорь Волков

Никто не торопился покидать зал — обсуждали долгожданное событие. В толпе Лео нашла Виктора и отвела в сторону.

— Что будет с Алексеем?

— Доставят вертолетом в ЦИТО, в Москве. Институт травматологии. Я тоже полечу и останусь с ним до момента выздоровления.

— Вы так и не выводили его из комы?

— Пока нет… Поможешь собрать его вещи?

Лео кивнула.

— Вертолет будет завтра, но сложиться лучше сейчас. Пойдем?

Собрались быстро. Вещей у Алексея было немного. Потом Лео сидела на его кровати, глядя на собранную сумку. По щекам текли слезы.

— Все будет хорошо, — Виктор потрепал ее по плечу. — Не плачь. Удачной дороги домой.

Вертолет прибыл утром. Каталку с Алексеем и всеми подключенными к нему приборами, погрузили быстро. Виктор подхватил две сумки — свою и его, и последним запрыгнул внутрь. Оглянулся, помахал.

— Какая эпоха окончена, — Райли стоял рядом с Лео, провожая вертолет взглядом.

— Знаешь, что печально? Если бы не тайваньский кризис, после которого еще почти полтора десятилетия «мирно» уничтожали милитаризм, мы бы отсюда уже никуда не вышли. Нас бы пустили на опыты.

— Да и международной экспедиции тоже не было бы, — Райли пожал плечами. — Повезло, что после кризиса государства на какое-то время одумались, заключили конвенцию об открытости и свободном обмене научными данными, и ученым хватило времени, чтобы доработать дешевый термояд. Страны вместо войн занялись освоением космоса. Но действительно грустно, что для того, чтобы мы начали жить в нормальном мире, должно было погибнуть столько людей. Приедешь ко мне в Лондон?

— Приеду. — Она слегка улыбнулась. — Но сначала загляну к сестре в Прованс. У меня там племянники появились, надо познакомиться.

Часть 2. Сепарация. Глава 1

И было утро.

Откуда я знал? Ниоткуда. Просто хотел, чтобы это было утро. Глаза открылись с трудом.

Комната, в которой стояла моя койка, была незнакома. Дизайнеры явно пытались придать ей позитивный вид: фотообои были переключены на приятный салатовый оттенок, а на стене напротив кровати приютился кусочек саванны со львами, лениво валяющимися на солнце.

Я весь был облеплен проводами и датчиками. Левая рука, упакованная и в гипс, и в какие-то металлические конструкции выглядела страшно. Лежала бревном, даже пальцами шевельнуть не получалось. Боль была где-то на периферии сознания, растекаясь кругами от плеча. Однако, выносить ее было возможно. В комнате никого не было, но пока я пытался оглядеться — в коридоре послышались шаги и дверь открылась.

— О, ну здравствуй, великий и ужасный, — Виктор улыбался. — Мы уже заждались. Повалялся ты. Живой?

Я хотел кивнуть, но мышцы не слушались. Голосовые связки тоже пока отказывали в сотрудничестве. Я попытался хотя бы улыбнуться, надеясь, что на лице не зловещий оскал. Виктор подошел ко мне и крепко сжал здоровую руку.

— Ты даже не представляешь, как заставил нас поволноваться. Не разговаривай пока. Сейчас принесу пойло горло промочить. Будем приходить в себя постепенно.

Стоя у шкафчиков, он мешал какие-то порошки в стакан. Я прикрыл глаза, они болели от света. Хотелось много чего спросить.

— Давай, не вырубайся. Глотни. — Виктор нажал на какую-то кнопку, и изголовье кровати поднялось, переведя меня почти в сидячее положение. — Вот эта рука здорова, ты можешь ее поднять и взять лекарство. — Он потыкал мне в здоровую руку.

Но я не мог. Все тело будто налилось свинцом и прилипло к кровати.

— Ох, хлюпик-то какой, — Виктор откуда-то достал трубочку, сунул ее в стакан и поднес мне ко рту. — Пей. Станет лучше.

Я глотнул. Жидкость была мерзкая на вкус.

— Пей, — Виктор был настойчив. — Пей! Хватит валяться, и так уже пролежни на боках. Почти полтора месяца лежишь как бревно.

Полтора месяца. Много.

Жидкость в стакане закончилась, и я снова закрыл глаза.

— Еще один день, Лёх, так уж и быть. Но завтра мы с тобой встаем, усёк?

Я усёк. Почему мне хотелось, чтобы сейчас было утро? За окном, наверное, совсем зима…

— Где мы? — я не узнал свой голос, Виктор тоже вздрогнул.

— В Москве. Нас выпустили из заточения. Ребята разъехались по домам. А мы с тобой в больничке, руку лечить будем. Вместе, пока не поправишься. Держись.

Разъехались. По домам.

Внутри все сжалось. Ну какого черта? Это же отлично, мы свободны. Я смогу повидать родителей. Надо только закончить со всем этим.

Как же меня накачали, что глаза на мокром месте. Позор, если кто войдет. Я попробовал пошевелить правой рукой, она немного посопротивлялась, но в итоге послушалась, и мне удалось вытереть лицо рукавом больничной одежды.

Прав Виктор, из меня вышел зачетный хлюпик.

Через полчаса пришла приятная пожилая медсестра с тарелкой какой-то субстанции.

— Попробуем поесть по-человечески? — мягко предложила она. — Пора заканчивать внутривенную кормежку.

Я попробовал. Еда на вкус была приятная, но я совсем не разобрал, что это было. Прежде чем все съеденное рвануло назад, я успел съесть ложек десять.

— Ничего, — медсестра старательно убирала последствия катастрофы. — Нужно время, привыкните. Через недельку принесу вам куриную ножку.

Ночь я почти не спал, смотрел в окно. И тосковал. Это было нелогично, но я не мог перестать жалеть себя. Хотелось выть на луну, но луну за окном было не видно.

Утром Виктор сдержал слово и стал меня поднимать.

— Лёх, тебе надо вставать. У тебя всего лишь перелом руки! Хватит дурака валять, встаем!

Ничего себе, только перелом. А что тут тогда за конструкции на руку накручены.

Голова кружилась и накатывала тошнота. С помощью Виктора я сделал круг по комнате. Ноги не слушались, начала болеть рука.

— Дружок, так не пойдет. Ты должен захотеть поправиться, иначе так и сдохнешь тут, — Виктор подвел меня к кровати. — Через час встаем еще раз.

Он возился со мной как с ребенком, целыми днями. Заставлял меня ходить, есть, смотреть телевизор. Ругался, подстрекал, уговаривал.

Конструкция на руке максимально ограничивала желание шевелиться. Но за неделю он научил меня самостоятельно ходить по нужде. Я стал сам держать ложку, и еда перестала возвращаться тем путем, которым заходила.

Мне вернули телефон, и следующим ударом стало полное отсутствие звонков или сообщений. Я задыхался от безысходности, стоя у окна в своей новой камере, сжимая в кулаке предавший меня аппарат. Это было даже больнее всех этих переломов.

Через пару дней Виктор внезапно спросил:

— Ребята интересуются, что ты всех игнорируешь. Пишут тебе, а ты не отвечаешь.

— Что? — я моргнул. — Никто мне не пишет, телефон мертвый.

— Дай сюда.

Виктор потыкал в телефон.

— Да, неприятненько. Ты системные оповещения