Книга Племя - Зигмунд Брауэр

Атлатль перевел взгляд с широкого простора долины на противоположную часть уступа. Вчера между ним и склонами долины была вода – и уступ казался островом. Теперь же по обеим сторонам от подростка, примерно на уровне глаз, вдоль холмов проходила горизонтальная линия, прямая и четкая, как след от ножа. Она очерчивала границу, до которой вчера поднялась вода. Ниже этой линии вся земля была сплошь покрыта грязью и камнями. Выше, вплоть до самых верховий долины, росли не тронутые наводнением травы, цветы и деревья. Там, вдалеке, Атлатль увидел пасущихся оленей, не потревоженных бедствием. За пределами долины были дичь и плоды, как и до потопа. Там можно было выжить.

Чтобы добраться до этого оазиса с травой и деревьями, нужно было спуститься с уступа на пространство, заполненное грязью и расколотыми камнями, пройти по пологому грязевому участку, а затем преодолеть короткий подъем по слякоти вверх, к гряде холмов, возвышающихся над линией, которой ранее достигала вода. Грязь была скользкой и глянцевой, как жир, и подниматься на заляпанный холм будет ничуть не легче всего остального, что приходилось делать Атлатлю.

Имелся и другой путь: можно было дождаться, когда грязь высохнет. Но на это могли уйти дни, дни без воды. Одно дело – остаться без пищи, но без воды ему было не прожить. У Атлатля уже пересохло во рту: он не пил с полудня прошедшего дня.

Юноша не видел иного выбора, кроме как отправиться в путь. Он поднялся, и тут же проснулся Тигренок. Зверь встал и потянулся, довольно рыча.

Нутау даже не обернулся на звук.

Атлатль часто видел, как Нутау клал руку на плечо Пауоу, и ему больше всего на свете хотелось ощутить тепло этой руки на своем плече. Тогда, возможно, Атлатлю было бы легче смотреть в лицо опасностям, которые ожидали его впереди. Но все, что осталось ему, это слова отца, эхом звучавшие в памяти:

«Я должен явиться на Собрание и сказать остальным племенам, что мой сын обманщик? Объяснить, что этот мальчик хочет стать шаманом и, как его дядя Банти, собирается использовать тех, кто охотится и добывает пищу, делая вид, что ему ведома воля богов? Или мне рассказать всем на Собрании, что если бы я мог выбрать себе сына, то выбрал бы Пауоу – того, кто станет охотником и защитником, когда повзрослеет?»

– Отец, – позвал юноша, стараясь говорить ровным голосом.

Нутау никак не отреагировал.

И тем ясно дал понять: он не хочет признавать Атлатля своим сыном.

Значит, звать его бесполезно.

– Нутау! – попытался Атлатль еще раз.

Но тот остался неподвижным.

Юноша отвернулся и тихонько заплакал. Он чувствовал, как его плечи вздымались от рыданий, разрывающих грудь, но никак не мог остановиться. И совсем пал духом. Атлатля действительно изгнали и относились к нему так, словно его не существовало.

Юноша глубоко вздохнул и почувствовал, как его горе переросло в решимость. Он опустил руку на макушку Тигренка и почесал его шерсть, ощутив довольное урчание зверя. Если Атлатля избегали, то не было никакого смысла оставаться на уступе. Он уйдет от Нутау прежде, чем тот покинет его. И не станет оглядываться через плечо, чтобы узнать, беспокоит ли отца его уход. Он будет сильным.

Атлатль взял сумку с орудиями, утешая себя тем, что у него есть рубило для высечения каменных наконечников, дощечка для сверления, чтобы добывать огонь, и каменный резец, чтобы затачивать ветки и наконечники копий. Только это ему и нужно. Добравшись до участка с травой и деревьями, он поймет, как выжить им с Тигренком.

Атлатль захромал к краю уступа.

Он свесил ноги вниз. Спуск был почти полностью отвесным. Как только он спрыгнет, назад пути уже не будет.

Атлатль снял свою кожаную одежду, связал ее в узел и, обхватив руками, крепко прижал к животу. Затем, не оглядываясь, оттолкнулся и заскользил вниз по грязи. В другой раз и при иных обстоятельствах, съезжая на такой скорости, он бы закричал от восторга.

Стремительно приближаясь к плоскому дну небольшого ущелья, Атлатль чуть не завалился набок.

Когда он поднялся на ноги, рядом с ним взвизгнул Тигренок. Приземлившись на все четыре лапы, он поднимал их поочередно и пытался стряхнуть с них грязь. Но каждый раз, когда опускал на землю чистую лапу, она снова становилась грязной. Тигренок обиженно заскулил.

– Что ж, друг, – засмеялся Атлатль. – Похоже, тебе придется идти за мной, если хочешь отмыться от грязи.

Обмотав узел с одеждой несколькими кожаными ремнями, он привязал его к плечам и преодолел пологий грязевой участок. Если нести одежду таким образом, то она не испачкается в грязи, как лапы Тигренка.

Устоять на ногах в скользкой грязи было сложно. Поэтому, добравшись до противоположного склона, Атлатль встал на четвереньки и пополз. И почти сразу же юноша начал задыхаться от напряжения и острой, как боль, жажды.

Продвигаться получалось медленно. После нескольких неудачных попыток Атлатль понял, что единственный способ не соскальзывать назад – это на ощупь отыскивать под грязью выступы твердой скалы и, опираясь о них, подтягиваться вверх.

Юноша настолько увлекся, что только на полпути по склону понял, что Тигренка нет рядом. Он посмотрел вниз и увидел, что зверь тоже пытается ползти вверх. Но каждый раз, когда Тигренку удавалось продвинуться хоть немного выше, он сразу же скатывался обратно вниз.

Атлатль нехотя отпустил выступ и соскользнул к нему.

Он встал позади животного и, подставив плечи под его круп, подтолкнул Тигренка: тот вскарабкался немного выше. Атлатль пошарил рукой в грязи и, найдя твердую опору, подтянулся вверх, кряхтя и сетуя на тяжесть Тигренка.

Зверь качнулся, но остался на том же самом месте, практически сев мальчику на шею. Атлатль перебирал ногами по грязи. Он снова потянулся вверх и нашел еще один камень. Ухватившись за него, подтянулся на руках и, отталкиваясь здоровой ногой, смог поднять их обоих еще немного выше.

Снова и снова он толкал себя и Тигренка, каждый раз останавливаясь, чтобы отдышаться. Казалось, Атлатль много часов провел вот так, с трудом поднимаясь в гору.

И вдруг тяжесть свалилась у него с плеч. Юноша поднял голову. Они наконец добрались до травянистого участка, и Тигренок выскочил на пригорок.

Атлатлю хотелось упасть в грязь и лежать, наслаждаясь одержанной в этом восхождении победой. Но он был только на полпути к верховьям долины, и еще нужно было найти воду и место для привала.

Атлатль пополз вверх, пока не оказался на травянистом склоне. Его живот, ноги и руки полностью покрылись мокрой плотной грязью. Подняться уже не было сил, но все-таки он заставил себя встать.

Дрожащей походкой Атлатль заковылял вверх по холму, опираясь на здоровую ногу, а больную волоча за собой. Нужно было сделать еще один шаг, и еще один, и так до тех пор, пока он не доберется до верха долины. Тигренок всю дорогу шел рядом с ним.

Он знал, что Нутау, сидящий на уступе, хорошо различает его на фоне неба, и это доставляло Атлатлю некое мрачное удовольствие: отец наверняка видел, как он преодолел этот трудный подъем. К тому же Нутау теперь поймет, что Атлатль отвернулся от него. Если у него не было больше сына, значит, и у Атлатля нет отца.

Теперь ему нужно было решить, куда идти: он мог оставить долину позади и отправиться прямо, к землям, где восходит солнце. Еще Атлатль мог повернуть направо, на юг, и попасть на Собрание. Но там его не примут – Пауоу уж точно позаботится об этом.

Был еще третий вариант – пойти на север, параллельно долине. К Горе призраков. В страну богов, живущих за ее пределами.

Атлатль, не колеблясь ни минуты, повернулся к северу. Он пойдет туда, откуда Бог-Черепаха наслал потоп, и неважно, сколько займет его путь.

Он встретится лицом к лицу с Богом-Черепахой и потребует от него ответа.

Почему он уничтожил племя?

Часть вторая

Бог-Черепаха

Глава двадцатая

После подъема на вершину холма Атлатля так сильно одолела жажда,