лицо. Горячее, почти палящее. Моё сердце и мозг одновременно отключились. Я не мог думать, я не мог ничего делать, я не мог двигаться, не мог вообще ничего. Просто лежал там, опустошённый.
Я понял, что это оно. Это был конец. Я ускользнул, обманул смерть и/или был спасён несколько раз, но теперь это число увеличится. Я буду просто ещё одним пропавшим без вести человеком, которого больше никогда не найдут, а если и найдут, то это будет в качестве многих разных частей, что тот, кто их найдёт, вряд ли узнает меня. Прямо как тот ребёнок, о котором мне рассказал кассир на заправке. Точно так же, как и те, кто был до него. Точно такие же, о которых всегда говорил мой старик. Те, о которых он меня предупреждал.
"Я люблю тебя, сынок. Пожалуйста, не гоняйся за вещами, за которыми не следует гоняться".
Слова папы отдались эхом в моей голове, поглощённые настойчивой атмосферой визга, но всё же достаточно, чтобы я их заметил. Почувствовал их. Достаточно, чтобы осознать, что я нарушил обещание, данное папе. Я поднялся на гору, запретную гору, в поисках правды о Человеке-Свинье. Сделав это, я теперь обрёк не только себя, но и свою семью, и того единственного человека, ради которого я пришёл сюда. И теперь мне придётся дорого заплатить за своё непослушание.
И вы хотите знать что? Меня это не волновало. Ничего из этого. Всё это больше не имело для меня значения.
Ни Амелия, ни Стэйси, ни кто-либо из других детей, и даже не моё обещание, данное папе. Я даже не заботился о том, чтобы самому попытаться выбраться с горы. "Оцепеневший", я думаю, вы могли бы меня так назвать. Это было бы даже верно, учитывая, что я на самом деле начал терять чувствительность в запястьях - хотя, если честно, я думаю, это больше из-за верёвок, связывающих мои руки, которые начали нарушать кровообращение. Я лежал и тупо смотрел на Человека-Свинью и просто ждал, что то, что должно было случиться, уже произойдёт.
Он шагнул вперёд. Хотя меня это совсем не волновало, как раньше. То, что раньше ощущалось как землетрясение, теперь больше походило на небольшое сотрясение. Выгнув выпуклую толстую шею назад, Человек-Свинья поднялся и с яростным визгом взорвал ночное небо. Тем не менее, я ничего не почувствовал.
Земля задрожала, когда чудовище сделало ещё два шага ко мне. Дети тоже подошли ближе к кругу. В руках все они держали маленькие свечи, кроме одной; та, которая, судя по её росту, не была ребёнком.
Я слышал, как она фыркнула сквозь собственную розовую маску из бумажной тарелки.
Стэйси... О Боже...
Снова сосредоточив своё внимание на Человеке-Свинье, я понял, что он владеет гигантским топором. Я не мог не начать смеяться над этим. Вот и всё, снова та же самая чёртова вещь, которую я видел в своём кошмаре, за исключением того, что на этот раз я хорошо и чертовски хорошо знал, что это был не сон. Кажется, я проснулся в последний раз.
Толпа подняла факелы и завизжала, побуждая Человека-Свинью сделать то же самое, подняв топор к небу. Вся территория - которая, кстати, выглядела как большая, огромная терраса во внутреннем дворике или что-то вроде террасы позади дома, в котором я был раньше, - представляла собой одну большую клетку с бешеными, невменяемыми животными. К этому моменту, хотите верьте, хотите нет, но меня это не беспокоило, даже сам Человек-Свинья. Тем не менее, я до сих пор улавливаю малейшее сходство с их визгом, которое слышу где-нибудь здесь, дома.
Наконец, место снова немного успокоилось, и все взгляды снова были сосредоточены на мне. Топор высоко поднялся в воздух, прежде чем опуститься, как и раньше, время ползло как улитка. То, что должно было закончиться за пять секунд или меньше, в итоге показалось скорее пятью минутами. Возможно, именно поэтому мне действительно была предоставлена минута подумать о возможном выходе из этой ситуации.
Я скажу это прямо сейчас: адреналин, должно быть, одна из самых мощных сил на этой грёбаной планете, потому что то, что я сделал дальше, было сделано только на основе адреналина и инстинктов.
Прямо перед тем, как топор успел опуститься и отрезать мою правую руку, мне удалось дёрнуть её вверх с такой силой, что вместо этого лезвие зацепило удерживающую меня верёвку. Моя рука была свободна, и когда топор снова подняли, я перевернулся на другую руку. Земля снова задрожала, когда топор воткнулся в землю.
Я лихорадочно начал возиться с другим запястьем, пока Человек-Свинья доставал топор. Толпа пришла в ярость, крича и визжа громче и яростнее, чем когда-либо. Я услышал, как топор вырвался из земли, прежде чем почувствовал, как она снова затряслась подо мной от его топота. Кто бы из детей меня не связал, они точно знали, что делают, потому что, сколько бы я ни ковырял и не дёргал её, даже прорывая часть кожи под верёвкой, эта сука не развязалась.
Я пробовал и пытался, пока не услышал, как топот позади меня прекратился, и гигантская тень зверя не накрыла меня.
Как и секунду назад, один лишь адреналин заставил меня снова откатиться в сторону, когда я увидел, как его массивная рука подняла топор в воздух, готовая обрушить его прямо на мою голову. Удача ещё не отвернулась от меня, потому что, конечно же, топор упал, и я обнаружил, что моя вторая рука свободна. Теперь настало самое сложное; как выбраться из этого, не прибегая к помощи ног или помощи кого-либо.
Если вы собираетесь спросить меня, как мне удалось выбраться из этой ситуации, то ладно... Думаю, краткий ответ: просто удача. Чистая, простая и тупая удача. По крайней мере, с чисто прагматической точки зрения.
Как только моё другое запястье освободилось, я начал переворачиваться на бок. Жалкий и, учитывая текущую обстановку и обстоятельства, обречённый на позорный провал, но кого, чёрт возьми, это волновало? Я был свободен, и во мне вновь проснулось чувство безотлагательности, возродилось желание сражаться, чтобы остаться в живых. И до этого момента роль, казалось, работала.
Я добрался до одного из краёв настила, и именно тогда дети решили, наконец, прыгнуть. Меньше чем за секунду пятеро из них душили меня, в то время как ещё шесть или семь человек начали пинаться, царапаться, и даже кусать меня повсюду. Я кричал и метался изо всех сил, но, как и каждый раз, когда я пытался это сделать, пытался бороться с этими детьми,
