жгущего фрикционы по косогорам страны Ямато.
Затем кидают в люки БТРа скомканные контактные комбинезоны. Да по пряди волос. Артем отворачивается: если нет уверенности, что сгорит машина, что будут в обгорелых кусках одежды пинцетами искать органику на анализ ДНК — незачем волосы кидать. Но карту читать давно уже умеют все, кому положено. И после двух прорывов через перевалы ясно каждому ловцу, куда пробивается колонна и где фугасы закапывать. Горы ведь: на кривой не объедешь, на прямой не обгонишь.
Тут к Артему подходит командир танковой роты и осторожно берет за локоть:
— Артем… Ты не особо забивай себе мозг тем, что хлопцы наговорили. Лады? Кто ж по доброй воле честно ответит, с какого хрена он бегает по горам с автоматом, когда его сверстники там бизнес строят и баб делят. Так что… Ну… Сноску на ветер делай. Хорошо?
А потом к Артему подходит мехвод "ахзарита", который возил девушек всю дорогу, а теперь везет комбинезоны, пряди волос, тонкий-тонкий запах лимонных салфеток, которыми подружкам приходилось вытираться вместо мытья; везет ощущение хорошего и осмысленного доброго дела, которое поселилось в десантном отсеке как поселяется в хорошо намоленных церквях и местах силы.
Мехвод молчит. Неловко улыбается:
— Мы прорвемся… Мой король.
И вдруг кричит — на выдохе, как орут лозунги на парадах:
— Тем! Придумай меня живым!
Захлопываются люки, грохочут дизеля, встают пыльные столбы, в которых так хорошо спрятаться четверым оставшимся. Колонна уходит на Готембо — куда по ожившей связи вызваны НЕРВовские вертушки.
А сержант спецназа с Артемом и обеими девушками шаркают по горам неприметными тропинками. Куда-нибудь, где можно купить или украсть одежду. Позвонить по кодовому номеру. Дождаться бронированного джипа с парнями из второго отдела.
* * *
— Мисато… Можно с вами поговорить?
— Габриэлла? Ну, конечно.
— Мне плохо.
— Тебя кто-то обидел?
— Нет… Я не знаю, как рассказать. Скорее, я обидела.
— Твой кофе. Твой торт. Ты плачешь? Это из-за Синдзи?
— И да… И нет. Это я звонила.
— Тот перехваченный звонок, с которым Фуюцки до сих пор не знает, что делать? Засядько Семен Михайлович, летная куртка, шоколад "гвардейский", ага?
— Да. Это в отдел по инфильтрации из… Из других вселенных. Параллельных. Вы мне верите?
— Тебе — верю. Ты фантастику не пишешь. И что плохого?
— Ну… Как… Вот… Тридцать человек. Тридцать восемь, если точно. С запасными механиками, с отрядным доктором… Никто из них не захотел пойти с Артемом. И потом жить здесь. У нас. Все ушли с колонной. Они все появились здесь ради нас. Наш мир это вроде как для них рай. Я их выдернула — спасать Рей и Нагису.
— Поэтому они сталкивались лбами, наливая Рей чашку воды… Да. Теперь понимаю.
— В конце концов… Другая вселенная. Вот представляю себе остров посреди океана. Там живут люди, которые просто не умеют строить корабли. Для них континент как для нас эта самая параллель. Кто мы для них, а кто они для нас?
— Рей и Нагиса говорят — эти люди были счастливы. Должно быть, дома им не слишком-то везло.
— Ну да. Обычное дело: кто эмигрант? Кто не устроился дома… Но… Я их позвала сюда. А потом! Мисато, вы знаете, как они умерли? Мне не говорят!
Мисато опускает взгляд в чашку. Конечно, начальник оперативного отдела знает. Они с Кадзи и помирились после этого. Такой глупостью и мелочью показались им обоим годы, проведенные врозь — после того, что Редзи увидел вокруг моста на подстанцию Готембо.
Мост головной дозор проскочил быстро, лопух-подрывник паре танков не повредил: просто не успел крутануть машинку. Следующий танк просто перепрыгнул взорванный мостик через горную речку — как и все речки в горах, глубокую, крутобокую, но узкую. Узкую для танка и водителя, который наплевал на целостность собственного позвоночника. За рекой уже начинались равнины, и оттуда была возможность подтащить обыкновенные противотанковые орудия. На позиции этих несчастных пушкарей и ворвались три проскочившие речку семьдесятдвойки. Там они и стояли: с дырами в боках, улетевшими кусками брони, воняющие гарью и поганой смертью. А вокруг не было даже целых трупов — только мясо, куски да обломки. Самураи не дрогнули и не побежали. Пока танки давили пушки первого взвода, второй хладнокровно расстрелял оба танка и оба бронетранспортера, что так и остались на северном берегу речки. Потом несколько выстрелов в упор: застывшие танки и вкопанные пушки; поднятые башни, накрывшие командный пункт батареи, пулеметная очередь по ровику со складом снарядов — конечно, детонация; насквозь прошитые подкалиберными корпуса… Ни одного тела. Ничего, что напоминало бы здесь о людях.
"Я не стал плохо спать по ночам" — сказал тогда Кадзи — "Меня даже не вытошнило. Просто… мне захотелось выкинуть пистолет. Он такой глупый. Как все, что мы делаем… Как вся наша ругань. Какие детские обиды, Мисато… Они пошли до конца. Им даже наша милость не требовалась. Когда мы искали фрагменты тел для анализа и опознания… Все люки были на задрайках. Изнутри."
Комбинезоны нашли — они ведь сделаны из баллистического нейлона и горят плохо — вызвали Рицко. Нашли и пряди волос. Научный отдел быстро проанализировал ДНК — образцы имелись под рукой — и выпустил заявление о гибели пилотов… Опровергнутое гораздо более потом, когда большую часть террористов переловили и перестреляли, а Рей и Нагиса наконец-то вернулись под защиту безопасников НЕРВ…
Ну, вот все и рассказано. Кому от этого знания полегчало? К тэнгу в пасть! Лучше прожить жизнь Мисато-раздолбайкой, Мисато-свахой, даже Мисато-сводницей! Чем с умным серьезным лицом и достойными помыслами дать Габриэлле повод приставить дуло к виску…
Мисато обнимает девушку.
— Посидим до рассвета.
— А потом?
— Потом отпустит… — Мисато баюкает собеседницу. Не колыбельную же петь. А, все равно что говорить. Лишь бы голос добрый и спокойный. Уснет. — … Вот помню, было у меня в Синьцзяне, когда я служила в миротворцах…
(с) КоТ
Гомель, 12–13.03.2012
Дождь
Мы тоже верим в мифы
Откройте нам в Валгаллу дверь!
(с) Гэльд, барон Эрнарский.
На перевале дождь!
Дождь над Токио — вода с прослойкой воздуха.
Иногда в воде попадаются люди — несомые ветром, захлестываемые полами плащей, геройски отбивающие наскоки воротников, капюшонов и поясов. Но чем сильнее тайфун, тем больше людей прячутся под крышу, и уже весьма скоро на дорогах их не остается вовсе. Змеи-электрички встают. Котята-малолитражки тычутся под навесы и в проезды: пусть заливает пол, если перевернет — будет хуже.
Под небом — вечным и просторным, единым для Родных Островов, Жемчужной
