Великобритании: «Я бы не стал раздувать проблему с Советским Союзом, потому что эти проблемы в той или иной форме возникают каждый день и большинство из них разрешаются сами собой. <…> Однако мы должны быть тверды, и пока что наш курс был правильным». Рузвельт умер на следующий день, однако, как пишет Арнольд Оффнер, «нет причин полагать, что он собирался вступать в конфликт со Сталиным из-за Польши или создавать антисоветскую коалицию» [Offner 2002: 28–30].
Гарриман был встревожен таким развитием событий. В декабре он написал (но так и не отправил) Рузвельту докладную записку, в которой выразил обеспокоенность тем, как развиваются американо-советские отношения:
Русские решают, что они хотят, и ставят нас в известность об этом. Они не приводят никаких обоснований своих решений, и у нас нет никакой реальной возможности обсудить их. Похоже, русские ожидают, что мы безоговорочно согласимся с любыми их решениями, и их совсем не заботит то, как эти самоуправные действия будут восприняты в США и как они повлияют на наши отношения[42].
После Ялтинской конференции избранная Рузвельтом политика умиротворения беспокоила Гарримана еще сильнее, и тон его писем становился все более резким. В еще одной не отправленной Рузвельту записке он явно выражает свое разочарование бездействием президента. Советский Союз нарушал соглашение по Польше, и когда США не отступили, русские ответили тем же, рассчитывая, что американцы сдадут свои позиции. Поскольку великодушие со стороны США было расценено как проявление слабости, Гарриман писал, что пришло время «отказаться от политики умиротворения и установить наши отношения на основе прочных договоренностей»[43].
Рекомендации Гарримана, вероятно, не возымели бы действия на Рузвельта, но к ним прислушался Стимсон. Военный министр много думал об организации международного контроля в области использования атомной энергии в послевоенном мире. Он пришел к выводу, что секрет атомной энергии не удастся долго скрывать от Советского Союза. Однако предостережения Гарримана заставили Стимсона дважды подумать о том, делиться ли с Советами секретом атомной бомбы. В конце декабря 1944 года он решил «не доверять им эту тайну», пока США не будут «уверены, что получат достойную награду» за свою откровенность[44].
История Манхэттенского проекта также показывает, как активно Советский Союз занимался шпионской деятельностью. В апреле 1943 года Государственный комитет обороны начал работу по созданию советской атомной бомбы, и НКВД вместе с военной разведкой поручили своим агентам, в числе которых были Клаус Фукс, Дэвид Грингласс и Теодор Холл, собрать информацию о Манхэттенском проекте. Кроме того, в качестве связников были привлечены Гарри Голд и Юлиус Розенберг. Благодаря информации, полученной от этих шпионов, Сталин знал о бомбе. Он понимал, что Советский Союз должен вступить в войну до того, как американцы ее сбросят.
За два месяца, прошедшие после Ялтинской конференции, многое изменилось. Японцы потерпели поражение на Филиппинах, а в марте были уничтожены войска, защищавшие Иводзиму. Стратегическая авиация под командованием Кертиса Лемея безостановочно бомбила японские города. Американцы были готовы атаковать Окинаву – последнее препятствие на пути вторжения во внутренние территории Японии. В Европе союзники наступали на нацистскую Германию с запада и востока, но по мере приближения победы между СССР и западными державами усиливались разногласия из-за Польши и Восточной Европы. Черчилль негодовал, здоровье Рузвельта ухудшалось, а Сталин планировал следующий ход. Март подходил к концу, а апрель должен был принести крутые перемены.
Глава 2
Новые вызовы для Сталина, Трумэна и Хирохито
Первые перемены начались на Тихом океане. 1 апреля американские войска высадились на Окинаве, начав последний этап боевых действий, предшествовавший запланированному вторжению во внутренние территории Японии. 3 апреля Объединенный комитет начальников штабов официально поручил генералу Макартуру, главнокомандующему американскими войсками на Тихом океане, и адмиралу Честеру Нимицу, главнокомандующему Тихоокеанским флотом США и Тихоокеанской зоной, разработать план вторжения на Кюсю. 5 апреля в Москве Молотов уведомил посла Сато о том, что СССР не собирается возобновлять пакт о нейтралитете. В тот же самый день в Токио пало правительство Коисо, и 7 апреля барон Кантаро Судзуки сформировал новый кабинет министров, ставший последним правительством Японии военного времени. 12 апреля в Вашингтоне скончался Франклин Делано Рузвельт и к присяге был приведен 33-й президент США Гарри С. Трумэн. Над миром задули ветры перемен.
1 апреля 183 000 американских солдат высадились на пляжах Кадена на Окинаве. К тому моменту было ясно, что Япония проигрывает войну. Однако вместо того, чтобы смириться с неизбежным поражением, Хирохито решил дать американцам решающий бой на Окинаве. Он рассчитывал, что, вынудив союзников понести тяжелые потери, Япония сможет добиться для себя более выгодных условий окончания войны. Хотя американцы в итоге выиграли битву за Окинаву, потери наступающей армии оказались огромными: 12 500 убитыми и 37 000 ранеными. Такое ожесточенное сопротивление стало для американского командования еще одним доказательством того, что японцы готовы сражаться до конца. Также оно оказало решающее влияние на планирование финального этапа войны, центральное место в котором занял вопрос о том, осуществлять ли вторжение во внутренние территории Японии или нет[45].
5 апреля Молотов принял в Кремле посла Сато и сообщил ему о денонсации пакта о нейтралитете. Молотов пояснил, что пакт был заключен до нападения Германии на Советский Союз и до начала войны между Японией и США. С тех пор обстановка изменилась в корне. «Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР, – заявил Молотов. – Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза. При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл, и продление этого Пакта стало невозможным». Завершая разговор, Молотов сказал, что в соответствии со статьей 3 пакта о нейтралитете «советское правительство заявило правительству Японии о своем желании денонсировать пакт от 13 апреля 1941 г.»[46].
«Странный нейтралитет», существовавший между Советским Союзом и Японией, стал к тому времени уже привычным явлением. На самом деле интерес представляет только один вопрос: почему советское правительство решило выйти из пакта о нейтралитете именно в этот момент? Ответы, данные Молотовым на вопросы Сато, показывают нам, что Кремль оказался в двусмысленном положении. С одной стороны, СССР хотел незамедлительно денонсировать пакт о нейтралитете, чтобы развязать себе руки для нападения на Японию. Однако, с другой стороны, согласно статье 3 пакт продолжал оставаться в силе еще в течение года после того, как одна из сторон объявляла о желании выйти из этого соглашения. Одностороннее расторжение пакта могло
