шипы. Превратят салон камаро в нашинкованную кожу и Дерека вместе с ним.
— Всё нормально? — без особого интереса спрашивает Хейл через пару минут.
— Да, отлично.
Стайлз смотрит в лобовое стекло. Несколько секунд ему кажется, что они вечно будут стоять здесь, но наконец-то мотор «Камаро» оживает.
— Ну а ты? Выдался свободный денёк для старины Стайлза?
Дерек молчит. Машина трогается с места, и Стилински чувствует, что внутри всё холодеет от осознания: кажется, Дерек и сегодня не хотел приезжать. И что, кажется, больше они не поедут в Мохаве. Стайлз не знает, откуда он взял эту уверенность.
Но так и будет.
Грёбаная магнитола молчит.
* * *
Стайлз долго не выходит из машины.
Так он выражает свой протест. Кому? Для чего? Все эти вопросы глухие и неважные, он просто сидит, стараясь пустить в мягкое сидение корни, чтобы никогда не отлипать от «Шевроле», никогда не отлипать от Дерека, который скорее ампутирует себе голову, чем согласится оставить свою «Камаро». Даже если досадная помеха справа в лице говорливого подростка никогда не покинет этого места.
Ну, как — никогда. Месяца два ещё.
Стайлз сверлит взглядом открытые закатному солнцу плечи Хейла и неизменно выглядывающий из-за белой ткани майки трискелион. Так проходит несколько минут, а потом Стилински сжимает губы и выходит из машины. Останавливается возле Дерека — тот окидывает его равнодушным «что?» стылых глаз.
— Мы же больше не вернёмся сюда, да?
— Да, — спокойно отвечает Дерек, выпуская в воздух облако сигаретного дыма. Он курит столько, что дым этот, наверное, уже стал основной составляющей его горячей крови и скверного характера.
— Я заебал тебя, да?
Молчание.
— Слушай, чувак, я не просил тебя носиться со всем этим дерьмом. Я вообще не хотел, чтобы что-то подобное происходило.
Дерек флегматично пожимает плечом и отводит глаза, наслаждаясь песчаным видом холмов, расположившихся где-то за спиной Стайлза.
И это фальшь.
Такая фальшь, что хочется заорать.
Потому что Хейл никогда не был флегматом. Хейл — это буря, ревущая за крепкими стеклянными стенами самоконтроля.
— Это очень хуёво, когда ты такой, серьёзно. Я хочу поговорить. Мне нужно поговорить. Потому что если мы больше не вернёмся сюда, это значит, что… Пф-ф-с.
Он взмахивает руками и смаргивает, словно пытается прогнать слёзы с глаз. Господи, эта хрень в его голове делает из Стилински настоящую бабу. Или Дерек делает, потому что даже головы не поворачивает, хоть и напрягается всем телом.
Это чувствуется.
— Это значит, что мне придётся просто сидеть дома и смотреть в стену. Или сидеть на веранде хейловой фазенды и смотреть, как ты сгоняешь семь потов с Эрики и Бойда.
— На Мохаве мир клином не сошёлся, Стайлз.
— Мне на хрен не нужен Мохаве, Дерек, ради бога, ты же не тупой, ты же всё видишь!
Наконец-то они встречаются взглядом, и оба настороженно застывают на пару секунд. Хейл слышит, как сбивается с ритма сердце Стилински, когда он поднимает руки и вдруг начинает развязывать шнурки худи. У него тонкие трясущиеся пальцы, хорошо видные аккуратные фаланги и слегка вздутые на внешней стороне вены. У него истончившиеся запястья — косточка выпирает так, что на неё можно повесить пакет с быстро утекающим спокойствием.
Дерек моргает.
— Что, по-твоему, ты делаешь, Стайлз? — это звучит слишком резко. Так, что тот вздрагивает. Его руки застывают. Сжимаются, разжимаются. Дёргают за ткань. Проводят по волосам.
Он качает головой, а затем заводит руки назад и стаскивает худи с себя, как будто ничего более нормального не может происходить в принципе.
Дерек приоткрывает рот и хмурит брови; он думает, что Стайлз ёбнулся на всю голову, потому что он, кажется, задумал что-то, после чего всё точно никогда не станет нормальным.
Что-то, что будит дремавшего доселе волка.
Зверь мягко потягивается и урчит, проскребая когтистыми лапами по нутру, когда видит, как человек снимает вслед за худи футболку с каким-то нелепым рисунком.
Запах Стилински бьёт по обонянию с тройной силой.
От него пахнет молоком, пряниками, таблетками, нервным возбуждением и навязчивой идеей, которая откровенно пугает Хейла. Из-за этого пряного амбре запах смерти перекрывается практически целиком.
Дерек выглядит ошарашенным, а Стайлз всё ещё зол. Совсем немного, потому что собственные ощущения притупили всю эту байду. Он чувствует тёплый воздух на голых руках и животе, чувствует взгляд Хейла, который изучает его, задерживаясь на костлявых плечах и торчащих ключицах.
И прежде чем Стайлза окунает с головой в жгучий стыд, он идёт к нему, оставив худи вместе с футболкой на земле.
— Давай так, волчара. Заключим сделку.
Он серьёзно?
Перед здоровенным оборотнем стоит подросток в одних джинсах, низко сидящих на бёдрах, блистает своим впалым животом, сводит волка с ума запахом хронической придури и молока, и говорит о сделке, шаря скользким взглядом по открытым хейловым плечам?
У Стайлза все признаки душевного бешенства налицо.
— Я получаю себе то, что можно будет вспоминать до того момента, пока не сдохну. Это немного, Дерек, клянусь.
Хейл дёргает бровью, сжимая губы. Он против воли слегка отстраняется назад и дышит через раз. Волк в нём исходит хищной слюной.
— Сделка подразумевает две заинтересованных стороны.
— Я знаю. Поэтому, в свою очередь, после всего этого отъебусь от тебя.
Дерек недоверчиво хмыкает, отбрасывая в сторону дотлевающую сигарету. Он смотрит так, словно ему обещают головы Цербера на блюде.
— Я серьёзно. Насовсем. — Стайлз чувствует, что Хейл не верит ему. — Что тебе стоит трахнуть меня один раз, прежде чем забыть о моём существовании, что ты, кстати, почти сделал за все эти дни? Я же не дурак, Дерек. Я мудак, но не дурак.
И неуверенные пальцы касаются бёдер Хейла, проводя подушечками вверх, до ремня, а затем вниз — до колен. Словно пробуют, пытаются прочувствовать, словно Стилински уже представлял себе, как делает это. Дерек сжимает зубы, когда руки снова ведут вверх и останавливаются на пряжке.
— Дерек, — он сглатывает, всматриваясь своими янтарными глазищами с колотящимися, как две рыбины в тесных банках, зрачками в напряжённо глядящие глаза оборотня. — Я отвалю, правда.
— Я не собираюсь трахать тебя.
— Хорошо, — шумно дышит он прямо в лицо, когда Хейл делает попытку встать. Тонкие пальцы сжимаются на ремне. — Я отсосу тебе.
— Что? — смеётся Дерек, высоко поднимая брови. — Господи, Стайлз. Возвращайся в машину.
Резкий толчок в плечо неожиданный и сильный — Стайлзу даже приходится сжать губы настолько, что слегка приподнимается кончик носа. Дерек садится обратно на капот, и на этот раз его брови действительно нахмурены.
— Прекрати это.
Стилински не двигается — слышно, как скрипят его стиснутые зубы,
