была в его объятиях, Шай втолкнул нас внутрь и пинком закрыл дверь.
Потом я почувствовала, как его губы коснулись моих волос, и замерла.
Я сделала это, потому что мой отец так же прижимался губами к моим волосам, когда обнимал меня и говорил со мной.
Мне нравилось. Мне всегда это нравилось.
Мне понравилось это и с Шаем.
– Черри сказала, что ты чувствовала себя дерьмово, сладкая. Тебе лучше? – спросил он, уткнувшись мне в волосы.
– Эм... да, – пробормотала я в его грудь, видя, что это был мой единственный выбор, так как мое лицо было прижато к его груди.
Его губы покинули мои волосы, но он не отошел, когда заметил.
– Ну, Таб, рассказывай. Ты чувствуешь себя дерьмово, съедая гору рождественских конфет трехмесячной давности, возможно, это не выход.
Очевидно, мужчина заметил, как я раскидала обертки от конфет.
Он тоже был забавным, но я не засмеялась, хотя и улыбнулась ему в грудь.
Его рука скользнула мне на затылок. Я оторвала лицо от его футболки и посмотрела на него.
Да, обеспокоен, горяч... нет, точнее очень горяч. Вот и все.
– Ты на меня не злишься?
Да. Вот что вышло у меня изо рта.
Его брови сошлись на переносице.
– Злюсь на тебя?
Он казался озадаченным, и я подумала, не смущает ли его, почему он должен злиться, я должна просветить его.
Как это часто бывало со мной, мой рот принял решение раньше, чем мой мозг, и я начала болтать.
– Потому что... когда ты выручил меня той ночью, я не позвонила, чтобы сказать спасибо за то, что ты был таким крутым и помог мне.
Его лицо расслабилось, поразительные зеленые глаза потеплели, и Шай тихо ответил.
– Быть твоей безопасной гаванью означает позволять тебе делать то, что ты делаешь, когда ты хочешь это делать, а не злиться. И я также не жду от тебя объяснений.
Хороший ответ.
И круто.
И мило.
Черт.
Он сжал меня в объятиях, отпустил, затем обошел вокруг меня, направляясь своей долговязой, размашистой байкерской грацией к моему дивану, и говоря.
– Ты чувствуешь себя лучше, тогда я приготовлю тебе завтрак.
Я не слушала, и это было главным образом потому, что я была занята наблюдением за тем, как он двигался, наклонялся и собирал рождественские фантики, комкая их в кулаке. Кроме того, как я всегда делала, когда была с Шаем, даже когда держала обиду, я думала, что он красив. Густые, темные, слишком длинные волосы. Сильная точеная челюсть. Эти зеленые глаза. Тату «Хаос» на внутренней стороне его предплечий. Маленькие серебряные медальоны висели на тонких черных кожаных шнурках вокруг его шеи. Плоские черные кожаные ремни на запястьях с толстыми серебряными лентами, украшенными знаками отличия. Массивные серебряные кольца на пальцах.
Удивительный.
– Таб, милая, хочешь позавтракать? – повернулся он ко мне.
Я очнулась и посмотрела на него.
– Завтрак?
– Да, завтрак. Тебе уже лучше, я приготовлю.
– У меня в доме нет еды, – сказала я ему, и он поднял брови.
– У тебя в доме нет еды?
– Ну, – я быстро прикинула в уме, что он не захочет на завтрак тунца или бобов по-деревенски, а потом предложила, – Мы могли бы съесть тарталетки.
Его губы дрогнули, и он покачал головой.
– Не уверен, что тарталетки хорошо смотрятся на горе рождественских конфет. Я возьму тебя с собой.
В животе снова все перевернулось.
Он возьмет меня с собой?
Завтракать?
– Прошу прощения? – спросила я.
Шай бросил шарик фольги на мой кофейный столик, тот отскочил с другой стороны, покатился по полу и остановился в нескольких футах перед телевизором.
– Я отведу тебя завтракать, – повторил он.
Я оторвала взгляд от шарика из фольги и посмотрела на него.
– Э-э... – начала я, но в кои-то веки обнаружила, что не могу продолжать.
– Таб, детка, – он набросился на меня. – Пошевеливайся! Как только ты оденешься, мы пойдем, – Шай добрался до меня, схватил за руку и потащил к выходу из зала.
Он остановил нас там, и я посмотрела на него, все еще замороженная.
– Пошевеливайся, – тихо приказал он. – Завтрак.
Затем он положил руку мне на поясницу и легонько толкнул.
Понимая, как он толкнул меня, хотя и мягко, и мое тело движется по коридору, я поспешила в свою спальню, задаваясь вопросом, могу ли я позавтракать с Шаем или должна ли я это делать вообще.
Но дело в том, что он появился в моем доме после того, как я не разговаривала с ним в течение шести недель, и он не был зол. Он был обеспокоен и хотел пригласить меня на завтрак.
Поэтому я пошла в душ, думая, что не только могу это сделать, но и должна.
Шай смотрел нашей истории прямо в лицо, вел нас через нее, и очевидно, как он себя сейчас вел, он намеревался твердо держать нас на этом пути.
И Тайра была права. Он был «Хаосом», братом, семьей. Он сделал то, что сделал бы любой из братьев той ночью, присматривая за мной.
Да, я определенно должна для него это сделать.
Сорок пять минут спустя я решила, что не только не должна, но и не могу.
Это было потому, что, хотя я вчера вечером побрила ноги, готовясь к жаркому, я сделала это снова.
Я также не могла, потому что вытащила свою любимую футболку «Харлей». Ту, что была спрятана в ящике. Ту, которую я не носила годами. Ту, которая отлично мне подходит, и так как она обтягивала мою грудь, это делало ее еще лучше.
И еще потому, что на мне были выцветшие джинсы, сказочный пояс с заклепками и сапоги на высоких каблуках, и я распустила волосы и обрызгала их этой штукой, которая делала их блестящими и классными. Я также накрасилась, хотя и не собиралась. Я нанесла легкий макияж, только румяна и тушь, и остановилась на подводке. Потом решила, что без теней подводка смотрится глупо, поэтому нанесла и тени. После всего этого я решила, что макияж не выглядит хорошо без соответствующих аксессуаров, поэтому я наложила слой хайлайтера, и теперь я была полностью накрашена, готова и (большей частью) была обманщицей.
Что было глупо (снова).
И неправильно.
И это означало, что я не должна, не могу идти завтракать с Шаем.
Проблема была в том, что он ждал
