«Эй, пиплы, кем бы вы ни были, но я в отпуске и буду в нем до майских праздников! Звоните числа пятого», – радостно сообщил его голос, записанный для автоответчика.
Итак, Данил в отъезде, будет не скоро. Геннадий отпадал сразу – этот даже на день рождения Карины никогда не звонил.
«Макс?», – в памяти всплыл нагловатый брат Карины, бывший мент, но менты, как всем известно, бывшими не бывают. Вроде он даже восстановился на службе, Карина что-то рассказывала об этом.
«И что я ему скажу? Что Карина бросила меня, уехала жить в деревню, примкнула к отшельникам и ушла в религию с головой? Что я холкой чувствую, что там что-то не чисто? Или про сон этот сказать?».
Рафаэль выдохнул, приоткрыл окно – его окутало утренней прохладой, запахами надвигающейся весны. Здесь, в городе, она приходит раньше, хоть и цветет не так буйно, как в деревне.
«Может, прикинуться дурачком, попросить пробить этот скит, вдруг за его настоятелем или настоятельницей криминал водится, – он барабанил пальцами по пластиковому откосу. – Может, деньги у кого раньше вымогали. Или мошенничество с квартирами проворачивали. Может, судимости у них? Все, что может накрыть их или по крайней мере убедить Карину уехать оттуда».
Он понимал, что действует стереотипами: все, что не понятно и непривычно – зло. Раз скит, значит, секта, раз секта, то ищи мошенничество. Но люди и по доброй воле и с чистыми помыслами свихнуться могут, побросать все нажитое и удариться в солнцеедство. Пару месяцев назад ему как раз ролик с таким чу́диком попался: оставил семью, работу, поселился в землянке в лесу, подальше от цивилизации и стал отшельником. По доброй воле и вроде как в здравом уме. Рафаэль не понимал этого, его жизнь – это люди, их страсти и стремления. Он варился в этом бульоне, пропитываясь им. Отречение от людских страстей – не для него.
«Поэтому вся Каринкина родня тебя чудиком и считает», – невесело усмехнулся.
Посмотрел на часы: полвосьмого – звонить Каринкиному брату рановато.
Ложиться снова – не уснет.
Включил ноутбук, загрузил приготовленные для отправки снимки. Женская рука, пропускающая через себя весеннее солнце – будто фарфоровая, неживая. И в то же время такая наивно-трогательная.
Веснушчатое лицо Татьяны. Рафаэль отметил, что получился хороший кадр, отметил в папке, чтобы не забыть и сделать ретушь.
Пролистал дальше.
Обугленный остов часовни, покосившийся крест на островерхом куполе. Словно великан, смиренно ожидающий своей участи на барском дворе.
Пролетающие по бледно-синему птицы. Они возвращаются домой, еще не зная, что дома их ждет пепелище.
Зои, словно сошедшая с открытки, с застывшей эмоцией на красивом и правильном лице. Лучший кадр с ней – с пламенем в руках. Там неподдельная эмоция, удивление, страх, любопытство. Серый дым клубился у ног, сливаясь с платьем. Выглядело так, словно девушка – и есть этот дым.
«Вот с этим кадром можно работать» – отметил про себя и перенес в папку для финальной обработки.
Просмотрел другие снимки, в поисках нужной серии.
Сердце замерло, пролистывая изображения, пропустило удар.
Вот оно…
…Строгий профиль девушки у сгоревшей часовни. У нее руки в саже, подол длинной юбки подоткнут за пояс, чтобы на него не наступать. Видна изящная щиколотка, стройное колено, обтянутое темными колготками. Женственность, замурованная в рубище, обреченная бессмысленно перебирать сгоревшие головешки, пытаясь, словно мальчик Кай составить из них слово «вечность». Но у мальчика Кая была девочка Герда. А у этой девушки со снимка уже ничего нет.
Карина.
На этом снимке его Карина.
Заметив Рафаэля, она потеплела – он это отчетливо запомнил, губы привычно растянулись в улыбке, и лицо сразу просветлело, осмыслилось. Он сделал к ней шаг, позвал по имени. И будто оскорбил этим – Карина замкнулась, помрачнела и отвернулась.
Рафаэль смотрел на фото, увеличив изображение. Видел крохотные веснушки на носу. Робкие завитки по кромке волос. Светлая, хрустально-прозрачная радужка. Потрескавшиеся губы.
Трогательная. Хрупкая. Родная.
Хотелось обнять ее. Обхватить ладонями лицо и мягко касаться губами трепетных век, скул, упрямого лба и губ, ловить ее дыхание, чувствовать ее страсть и нежность.
Кончиками пальцев Рафаэль осторожно провел по монитору.
– Каринка, я тебя люблю. Я тебя там не оставлю, слышишь? Я тебя вытащу оттуда, обещаю.
Он взглянул на часы – почти восемь. Открыл в контактах номер брата Карины и набрал его.
* * *
Трубку взяли не сразу, после шестого гудка. Рафаэль уже хотел нажать «отбой», когда из динамика донеслось сонное:
– Если у тебя ничего важного, то я тебя придушу, Раф.
Рафаэль растерялся:
– Ты не на работе?
– Я в отпуске… Как раз сегодня первый день, – в трубке зевнули, послышался шелест одеяла. Макс поднялся. – Ладно, говори, чего там у тебя…
– Макс, ты же в курсе, что Карина пропала? – Рафаэля покоробило спокойствие, с которым говорил брат девушки.
Макс застыл:
– То есть как пропала?
– Так ты не в курсе?
– Нет… Мы с ней больше месяца не созванивались. Мне мать сказала, что вы расстались, что у нее депрессия и она уехала к подруге, от тебя прятаться. Как я понял, со слов тети Светы.
Рафаэль пересел на диван, пробормотал:
– Странно, откуда у нее информация, она с ней связывалась, что ли?
Из динамика послышалось, как зашумел чайник, звякнули чашки.
– Раф, я ничего не понимаю. Ты можешь нормально объяснить, что происходит? Ты гонишь или тетя Света что-то не договаривает?
Вместо ответа он услышал новый вопрос:
– Ты с ней сам созванивался когда в последний раз?
– Говорю же, больше месяца назад… В конце марта, числа 25-го, наверно.
У Рафаэля упало сердце – в ночь на 26-е марта Карина ушла из дома, взяв в собой только документы.
– Точно? – переспросил. – Хотя, какая разница… 26-го она от меня ушла, ночью. Почти все вещи оставила…
– Поцапались?
Рафаэль шумно выдохнул, пожал плечами. Перевел сотовый на громкую связь. Сел, упершись локтями в колени и уронил голову на скрещенные ладони:
– Не то, чтобы… Мы в последнее время как инопланетяне: я ей о цветах, она мне о тарантулах.
Макс чертыхнулся:
– При чем тут тарантулы?
Рафаэль раздраженно отмахнулся:
– Да не при чем! Мы отдалились с ней. Я много работал, она замкнулась, возможно, обижалась…
– Возможно? То есть обижалась, а ты делал вид, что все ОК?