Также не желал он объяснять Ролику, что, пока тот дрых, почмокивая, привалившись щекой к обивке сидения, Старый «прослушал» по радиоканалу сходку напуганных рыночных сержантов. Местечко они выбрали неудачное — на складе, прямо под «жучком», поставленным Кляксой.
Среди них отсутствовал сержант Шамшаров, задержанный опером Багетдиновым по подозрению в подельничестве с Урюком. Еле откупившись от насланных на них корыстолюбивых сотрудников ОРБ, сержанты мучительно искали спасение от новой, более серьезной напасти. Видимо, Шамшаров не один трудился на кровавой автомобильной ниве.
Вердикт сборища предсказать было нетрудно.
Опера Багетдинова решено было "вогнать в доску<Вогнать в доску — убить (жарг.).>" сегодня же. Поэтому Старый и поставил свой автомобиль под кустами неподалеку от освещенного окна кабинета веселого татарина.
— А печку включить можно? — жалобно проскулил Ролик, поеживаясь в стынущей машине.
— Нет.
— А музычку?
— Нет.
— А в туалет выйти?
— Нет.
— А узнать…
— Нельзя.
— Блин, но я писать хочу!
Старый оставил этот возглас без комментариев.
Хотеть не вредно.
Освещенное окно вдруг погасло. Тотчас Тыбинь, как будто и не сидел целый день в машине, проворно наклонился и чем-то клацнул у полика салона.
— Помоги-ка…, — попросил он стажера.
Ролик наклонился, сунул вниз руку. Наручник защелкнулся и стажер увидел себя пристегнутым к раме переднего сидения.
— Это чтобы ты никуда не влез. — поспешно пояснил Старый, и, пока стажер «догонял» ситуацию, прихватил короткую, но увесистую шоферскую монтировку и беззвучно вышел из машины. Он умел открывать дверцы без щелчка и скрипа.
Миша был уверен, что стрелять сержанты не станут.
Представят все дело пьяной дракой.
А здесь опыт и сила были на стороне Тыбиня. И тяжелые металлические предметы в случае необходимости он пускал в ход без колебаний, что называется, в полную дурь. Без привычки это не так-то просто.
Опер, утомленный писаниной, устало брел домой, к переезду, кутаясь по самый нос в шарф, натягивая на уши кепку, не оглядываясь и не надеясь на местный транспорт.
Тыбинь шел за ним, держась в тени, стараясь быть поближе.
Багет оглянулся раз, другой — и прибавил шагу.
Старый озлобленно сплюнул, поспешая за ним. Татарин прибавлял прыти, все внимание обратив на загадочного преследователя, и нападение спереди застало его врасплох. Выскочившие из-за темных голых кустов фигуры ударили его чем-то тяжелым по голове и уже примерились добивать, когда Тыбинь, перейдя на бег, громко засвистел в милицейский свисток.
— Я тебе щас его в задницу вобью! — испуганно заорал один нападавший.
Тыбинь, выплюнув свисток, висевший на веревочке на его толстой шее, закрываясь левой рукой, ударил с разбегу плечом и головой, и одновременно — монтировкой внизу, по колену.
Хруст, громкий вой и падение тела обозначили его успех.
Дальше он только успевал вертеться, отмахиваясь, и раз за разом попадая стальным «припасом» по конечностям противников. Он не старался дотянуться до голов и туловищ, так как сам был короткорук.
Однако удар трехкилограммовой железякой по руке выводит неподготовленного человека из строя так же эффективно, как и по голове.
Невероятно проворный, защищенный толстым ватником и шапкой-ушанкой, Старый бился, как средневековый воин в пропитанных солевым раствором полотняных доспехах. Сержанты же притащили с собой свои казенные дубинки, не пробивавшие ватник со спины и боков. Правда, один удар сбил с головы Тыбиня шапку.
Позабытый у обочины Багетдинов, придя в себя, перевернулся набок, достал пистолет и трижды выпалил в звездное морозное небо. Нападавшие молча сыпанули по сторонам, подхватив покалеченного первым ударом монтировки товарища. Вскоре топот ног их стих и слышно стало лишь утомленное сопение Тыбиня, искавшего в потемках шапку, да стоны раненого опера.
— Слышь…, — слабо позвал Багетдинов. — Ты кто?
— Водитель с автобазы. — буркнул Тыбинь. — А ты кто?
— Дед Пихто! — злобно отозвался опер и заскулил от боли.
Голову ему разнесли крепко.
— Ты никого… из этих… не узнал? — жалобно спросил Багет, пересилив страдания.
— Я их пометил всех… вот этим инструментом! Сам завтра узнаешь. — успокоительно сказал Старый, отдуваясь, подходя к оперу. — Ну, тебе неотложку вызывать, или как?
— Я где?.. — жалобно спросил Багет.
Его неожиданно вырвало на снег обочины.
— Да здесь ты… на Достоевского. У тебя, видать, сотрясение…
— Догадливый, черт… Посмотрел бы я, что у тебя было бы, если так звезданут… Не видишь там… башка-то целая? Не вытекли мозги-то?
— А они есть? — ухмыльнулся Тыбинь.
— Повыступай мне… Вон… напротив… железнодорожная больница… Постучи туда, скажи — сотрудника милиции ранили…
— То-то я смотрю — ты с пистолетиком, — Михаил заметил, что Багетдинов клонится вбок. — Но-но-но! Ты смотри, держись! Я живо!
— Ничего… я полежу… мне так легче… Слышь, эй!..
— Ну, чего? — недовольно обернулся Тыбинь, зашагавший уже на огонек приемного покоя.
— Повезло мне, что ты шел… Спасибо…
* * *
Когда Старый вернулся к своей машине, доведенный до отчаяния стажер, свесившись из салона за борт, справлял малую нужду в забавной и неудобной позе.
— Ну где вас носит! — зскулил он, изогнутый в три погибели. — Я все Кляксе расскажу!
— Не шуми. — примирительно сказал Тыбинь. — Помогал одному коллеге по работе… уладить мелкие неприятности.
— Ага, вижу! — стажер сбавил обороты. — Это мелкие неприятности пописали вам ножами весь бушлат?! Вон, с боков вата торчит! И из пушки палили...
— Ух, ты! — Старый ощупал ватник. — Я и не заметил…
— Потом насмотритесь! Давайте, отстегивайте меня! Я не герой! Я домой хочу.
* * *
Нестерович сидел за своим рабочим столом, тупо глядел в стену, ел шоколадные конфеты и запивал горячим чаем.
Стопка ярких фантиков росла на углу стола.
Когда приходилось много думать, капитан пожирал сладкое в потрясающих количествах.
У него не «срасталось». Операции на «Аметисте», в ГОИ и в ЛОМО не принесли результатов, хотя на этот раз работали с изюминкой, разделив стандартную «чистку» на три фазы.
