делать дальше. Без сомнения, в его списке дел появился пункт, посвящённый дому алхимика. Он вломится туда и поищет записки работника реторты и перегонного куба.
- Мой милый человек, я знаю о чём ты сейчас думаешь. Но давай пока сконцентрируемся на орках. И… что с «путями»?
- Да, - они снова пошли. - Есть «Путь пламенной веры» и там сидят самые… правоверные что ли. Последователи пути отличаются глубокой фанатичной верой, которую невозможно затушить. На них возлагаются многие религиозные обеты, в споре они готовы с кулаками отстаивать свою правоту, присутствие инославных вызывает у них едва ли не параноидальную злобу. Они безумные фанатики, Люссиэль... вот их главная черта. В знак своей приверженности они носят алые одеяния, с символикой огня. Ну, а если эти слуги Церкви обладают силами эфира, то в основном их учат пользоваться чарами пламени и боевой псионики. Знаешь, - человек глубоко вдохнул, - я всегда их старался избегать. Один такой… верный, если заподозрит ересь, наорёт на тебя или отделает. Остерегайся их, Люсси.
- А те, кто в синем и с водным орнаментом?
- Вот это уже люди поадекватнее, - улыбнулся юноша. – С ними общаться приятно, хоть порой бывает и трудно. Это последователи «Пути сосредоточения и тишины воды», - инспектор обошёл большую лужу, в которой гнили рассыпанные зёрна. – Они отличаются уединённостью, миром и спокойствием. Их путь – это глубокая молитва, аскетизм, анахоретство. Это осмысление чувств и эмоций, борьба со страстями с помощью стоицизма и отрешения от суеты. Им даются одежды глубокого синего цвета, в знак их спокойствия и глубины делания. Их чары, если Творец наделил их талантом, это вода, ветер и седативная псионика.
Пара прекратила разговор, когда на пол улицы раздался дикий женский вой:
- О-о-о-х, доченька! Что же это творится!? Господи, помилуй нас!
Этиен и Люссиэль стремглав кинулись к небольшому домику, у которого собрался сельский люд.
- Боже, за что Ты посылаешь мне такие испытания!? – вопила женщина, упав на колени и закрыв лицо; в грязи на желтой пожухшей траве раскинулся истемневший подол светлого платья.
- Успокойся, значит, такова воля Его, - утешали её крестьяне, в воздухе ощущалась беспомощность и тревога.
- Доча, - старческая морщинистая рука светлобородого мужика легла на плечо черноволосой толстой женщины. – Вспомни слова проповедника Шенно – «всякий власть имеющий, творит дела Божии. Осуждение и гнев к нему – есть грех, к искупительной жертве и исповеди взывающий. Будем же послушны нашим господам, как церковным, так и монаршим».
- Покорны!? – кричал толстоватый молодой русый парень в жёлтой рубахе. – Не нужно оправдывать этих ублюдков! Этот подонок просто охерел! Раньше токмо коров рубил, да крестьян бил. А сейчас на девок позарился!
- Не смей говорить на отрока монаршьего! – кричал старик, на его бороду вылетела слюна. – Это грех!
- О-о-о-х! Доченька! Помилуй её, Господи!
- При республике такого не было бы, дед! – покраснел парень.
- Рыпублика! Вон-а какой слово выучил! – визжал старик. – Это попрание наших устоев! Монархия это – богоизбранное! Пусть лучше такое, - мужик указал на дом с распахутой дверью. – Чем гнев божий! Это наказание за наши грехи!
- Что случилось!? – крикнул Этиен, готовый выхватить меч.
- А-а-а-а-а!!! – вырвался женский визг из недр дома.
- О-о-о-ой! – в пущие рыдания бросилась полноватая дама, грохнувшись на землю и хныча; вместо неё ответ взял крупный парень:
- Щенок маркграфский явился в деревню, - пуще красного стал он, ударяя кулаком по ладони. – Ну и что? Он со своими дружками искал девку для различения срамных. Городской бордель ему не по нраву. И не нашёл ничего лучшего, как начать насильничать.
- И ч-что ж-же он с-сделал? – затрясся от злобы выходец из Штраффаля.
- Он пару минут назад схватил Фриду и поволок её в хату! Ублюдок!
Младший слуга Инквизиции ни секунды не сомневался.
- Пойду, посмотрю, - ладонь легла на рукоять, с лязгом и, потрескивая от энергии, вышел клинок.
- Ты уверен? – взволновано спросила Люссиэль.
- Да. Я – представитель Церкви, мне он особо ничего не сделает. А вы все, - инспектор обвёл рукой сельчан, - стойте тут и не суйтесь. Иначе подонок будет вам мстить.
Юноша кивнул, подавил все потуги волнения и страха усилием воли. Сердце забилось бешеной птицей, когда он прошёл под крышу здания и быстро миновал порог. В горнице творился сущий хаос – вещи разбросаны на полу, всюду царит погром и хаос. Стол перевёрнут, под ногами хрустят глиняные черепки, ранее бывшие посудой. Никто не заметил, как Этиен прошёл в комнату, побледневший от увиденной картины. Два высоких мужика стояли у самого угла и с едва ли не раскрытыми слюнявыми ртами смотрели на то, как на соломенной кровати проходила борьба. Парень в кожаном дублете завалился на девушку, пытаясь её успокоить, цеплялся за запястье, снимал больше штаны, но она брыкалась, отбивалась и кричала.
- Тебе помочь, друже? – спросил «охранник».
- Нет, я сам!
- Уйди, тварь!
- Сейчас я тебя сука так трахну, ты на всю жизнь запомнишь! – кричал сын маркграфа. – Не сопротивляйся, сука! – после этого раздался смачный шлепок пощёчины. – А потом мои друзья повеселятся!
- Я ещё мужа не знала.
- Ничего, мы это исправим. Ха-ха! - рассмеялся парень.
- Обожди, малец! – объявил о своём приходе Этиен, сжав до белизны костяшек рукоять; вздымавшиеся перья грифона и чернота камзола делали из него подобие разъярённого духа возмездия.
Монарший сынок быстро отпрыгнул от девушки, дав увидеть её состояние. Это светловолосая прекрасная на лицо крестьянка, только пара синяков и красные заплаканные глаза «оскверняют» чудесный лик. Её платье превращено в изодранную тряпку, отчего прекрасно видно и пышную грудь с алыми следами пальцев, и ссадины на подтянутом животе. На бедрах стянуты почти спущенные трусы.
- Ты что тут делаешь!? – закричал насильник, натягивая кожаные портки.
- Иди сюда, - инспектор протянул руку и крестьянка схватилась за неё, как за брошенный канат. – С тобой всё в порядке? Они не успели ничего сделать?
- Д-д-да, - еле как ответила трясущайся Фрида. – Н-н-е-т.
- Иди, - толкнул её юноша, и она мгновенно выскочила из дома.
- Ты хоть понимаешь, кто я!?
Этиен не стал слушать ублюдка. Он не был искусен в магии, но помнил пару хороших и
