крыльце, где полной грудью втянул свежий чистый воздух. Его уже ждали.
- Ты видел!? – сходу на его налетела эльфийка, протянув пояс с мечом и сумочками с зельями. – У него амулет!
- И? – Этиен вспомнил как вместе с массивным золотым символом чаши на цепи, рядом, на серебряной цепочке, ещё блистал и лист, украшенный тёмно-фиолетовыми камнями и окутанный терном.
- Понимаешь, мать рассказывала, что наша семейная реликвия — это амулет в форме листа за терновой лозой. Из серебра.
- Ты думаешь, это он?
- Да. Очень похож на то, о чём говорила мать, - Люссиэль, воззрев на ясное голубое небо, откинула капюшон. – Я всё детство очень хотела вернуть семейную реликвию и тут… ты понимаешь.
- Конечно. Я всё понимаю.
В утончённых пальцах дамы промелькнуло что-то металлическое. Он протянула небольшой щиток, айлетт, размером в пол-ладони, на котором дорогими красками, под добрым слоем лака, изображался герб Церкви – багровая чаша в золотом солнечном диске, окаймлённым лавровым венком. Она протянула его Этиену, парень взял его и прицепил за иглу к левой стороне груди, закрепив у самого сердца.
- Держи, я его купила тут всего за пару монет. Думаю, он точно отразит твой статус при не самой приятной конторке. И так… ты будешь выглядеть солиднее, как настоящий мужчина на службе.
- Спасибо тебе, - на бледноватых щеках слуги Церкви проявился лёгкий багрянец.
- И пусть это станет залогом нашей дружбы.
Пара быстро миновала главную площадь, они вышли на обычную деревенскую улочку. Справа и слева чуть покошенные, но красивые приземистые широкие дома, за заборами расположились обиталища более богатых сельчан. Стук молотка, звон пилы, хлюпанье и шлёпанье, шорох листвы, мычание коров и визг свиней – всё это создавало атмосферу довольно большого села, городища, которым и был Лациасс.
- Я сколько прожила среди людей, в Штраффале, но так и не нашла ничего про учение о «Трёх путях», которое сильно распространилось в Церкви, - посматривая на мужика, тащащего мешки с мукой заговорила эльфийка.
- А что ты помнишь об истории Церкви?
- Много, - ухмыльнулась Люссиэль. – Моим прошлым «работодателем» был иподиакон, и он много говорил об этом. Я очень любила концерты штраффальских менестрелей и вагантов, но когда их не было, приходилось слушать Арентино об истории, догматах, схоластике и прочим.
- Прошлым? Ты больше не вернёшься туда?
- Нет. Помилуй, я лучше пойду на поля, чем вернусь в «Красный фонарь», - лицо напарницы стало серым, как камень, а острые уши приопустились. – Похотливые свиньи. Нарочито благоверные муженьки и прилюдно чистенькие служки, торгошня и даже несколько священников и диаконов, которые при людях плевались вслед нашей «сестре», на проповедях проклинали и обещали геенну огненную. Все они днём были ярыми приверженцами Писания, а ночью, как с цепи срывались. Ты не представляешь, что мне приходилось пережить в праздники, - с хандрой и дрожью в голосе завершила напарница.
- Что ж, надеюсь, твоя жизнь теперь будет проще, - сухой отстранённостью произнёс Этиен, взглянув на пастуха, гонящего овец по улочке. – А какие истории ты любишь?
- Про мою родину. Я никогда не была в Эльфинфин’Эле[2], и моя мать всегда говорила, что я не похожа на своих сородичей. Происходя из ветви[3] луговых эльфов ствола лесных, я очень мало схожа с ними. Кроме роста, глаз и ушей, наверное.
- Хорошо, - инспектор с теплотой посмотрел на выше него девушку. – Тогда давай я расскажу всё. До орочей общины ещё идти достаточно, - штраффалец перепрыгнул через раскиданные тяпки и лопаты. – Ты знаешь, что слишком долго Церковь была без путей. Наши далёкие предки, придя с юга под покровительством пророка Верона, оставаясь носителями Истины, и опираясь на Книгу закона и заповеди, построили ту Церковь, которая продолжила традиции «Общины Завета», уходящей к пророку Абраагиму и Массею.
- Так что о «Трёх путях»? – подвела к сути подруга, отойдя в сторону и пропустив несущегося с палкой мальчугана, гонящего впереди себя кудахчущих курей.
- Это не совсем учение из Писания. Оно основывается на священном предании, а именно на поучениях благочестивого Иссакия и праведного Маврикия, которые стали писать об этом примерно через тысячу лет после заселения этих земель и войн с орками.
- И чему же они учили?
- О том, что те, кто чтут Творца, имеют три предрасположенности – вера, сродни огню, тишина и сосредоточение в вере, и знание закона и заповедей, всех условностей и норм веры, - отрок Инквизиции приостановился, посматривая на то, как крестьяне кладут пучки соломы на крышу дома. – Во, мужики.
- Так, есть три пути? И чем же они отличаются?
Вопрос эльфийки Этиен даже не услышал, всё его внимание направлено на высокую даму. Деревенская женщина в сарафане выглядела бы обычно, но вот тёмные пятна по всему телу портят чудесную кожу. Осунувшееся лицо и потерянный взгляд создают неприятную картину. Она открыла сухой рот, меж губ протянулись нити желтоватой слюны, чёрные зубы заставляли отвернуться от неё. Она бесцельно бродила по деревне, народ шарахался от неё.
К ней подбежал мужичина в табарде и кольчуге. Массивным топором он оттянул её от забора и пихнул. Тут же показался и второй воин.
- Госпожа, - подхватил её стражник зав руку, - пройдёмте со мной.
- Не-е-т, - прохрипела она, влача ноги, - я не хочу в бараки.
- У вас нет выбора, - потянул её солдат караула, конечности, лишённые силы, подчинились и женщина потащилась за воинами маркграфа.
Этиен не стал просто так смотреть на сию картину. Его сжигало любопытство, странная болезнь продолжает пожирать народ Лациасса, и он был готов поставить на то, что в этом деле замешаны еретики.
- Стой служивый, что с ней!? – кинулся юноша, подняв руку.
- Да опять эта грёбанная хворь. Ух, сука, уже десятый человек за этот месяц. Поговори лучше об этом с диаконом. Мы не знаем, откуда они вылезают. Я помню эту женщину ещё вчера здоровой. Девка несмотря на мужа вчера ворковала со мной!
- Да не ворковала она, Орхе, - вмешался второй мужик, - я же говорю, глаз у неё просто дёргался.
- А что с алхимиком? – напомнил о себе инспектор.
- Он пропал вчера вечером. Поговаривают, что тоже занимался исследованием болезни.
Воины стали быстро удаляться, оттаскивая несчастную в чумной барак. Этиен стоял и думал, что будет
