на минимальной высоте. Внизу бежала лента автострады. Она была чёрной, потому что снег на асфальте не задерживался.
В шлемофоне капитана прозвучал голос. Говорили с заставы. Дежурный сообщал, что местные жители видели двух незнакомых людей, когда они усаживались в попутную машину-грузовик. Номер грузовика 16–38.
«Значит, решение искать нарушителей на шоссе было правильным», — подумал Стрельников, успокаиваясь.
Автомобилей на шоссе встречалось не так уж много, но нужного не было. Вертолёт нагонял их один за другим, снижался и снова взмывал вверх.
«Неужели проскочил, не заметил?»
Стрельников стал тревожиться. По всем расчётам, вертолёт должен был давно нагнать машину, на которой уехали нарушители.
И вот впереди показался ещё один грузовик. Он шёл довольно быстро, притормаживая только на поворотах и помигивая малыми лампочками стоп-сигнала.
Стрельников снова повёл машину на снижение. Вертолёт стремительно пронёсся мимо грузовика, и капитан отчётливо увидел бортовой номер: 16–38.
В кузове грузовика испуганно заметались две мужские фигуры.
— Поздновато спохватились, — вслух сказал Стрельников и, сбросив газ, повёл машину на посадку.
Вертолёт прямо на асфальте загородил грузовику дорогу.
Через минуту нарушителей уже выдворяли из кузова, вежливо поддерживая под локотки.
Так закончился этот «рядовой», как говорят на заставе, вылет. Нужно, однако, быть далеко не рядовым пилотом, чтобы справиться с заданием в пургу, при шестибалльном ветре. Но такова уж работа пограничных лётчиков — уметь летать в любую погоду.
Аркадий Сахнин
ЭХО ВОЙНЫ
Ровно за три недели до сороковой годовщины Октября по Кировскому району Курска разнеслась весть: у железнодорожного переезда, близ ворот гипсового завода, кто-то заложил мину и снаряд. Об этом заговорили все сразу, будто новость передавалась не из уст в уста, а откуда-то сверху обрушилась на район.
Вездесущие и всезнающие мальчишки авторитетно утверждали, что найден не один, а десять снарядов, и даже не десять, а пятьдесят три. Перебивая друг друга, они рассказывали, как в сторону завода одна за другой пронеслись зелёные машины военного коменданта Бугаева и полковника Диасамидзе, как вслед за ними промелькнули «Победы» секретаря райкома партии, председателя райисполкома, председателя горсовета.
На дорогах близ завода появились усиленные наряды милиции и комендантский патруль. Всякое движение через переезд было запрещено. К вечеру запретная зона расширилась: уже не разрешали ходить и ездить по одной из прилегающих к заводу улиц.
Руководители района видели, что надо успокоить население, но сделать этого не могли: нависшая опасность далеко превосходила даже фантазию мальчишек.
…В кабинете директора гипсового завода собралось человек пятнадцать. Здесь были партийные и советские работники, военный комендант города подполковник Бугаев, директора нескольких предприятий, прилегающих к заводу. На их тревожные вопросы полковник Диасамидзе отвечал: пока его люди не разведают, что и как спрятано под землёй, ничего сказать нельзя. Дав указание о первейших мерах предосторожности, он попросил всех оставить кабинет, который был расположен в двадцати метрах от опасного места.
Остались только полковник, военный комендант и ещё два военных специалиста. Они обсудили создавшееся положение, вызвали капитана Горелика, старшего лейтенанта Поротикова и лейтенанта Иващенко. Разведка началась.
Вскоре вырисовался сильно вытянутый эллипс размером в шестьдесят квадратных метров. Мина — это всегда тайна. Как обезвредить мину, знает лишь тот, кто её ставил. Те, кто снимает, должны раньше разгадать, как она уложена.
Опасаться надо не только заминированного снаряда. Самое страшное то, что его окружает. К нему может быть протянута замаскированная проволочка. Чтобы обезвредить снаряд, надо перерезать её. Но случается, что именно от этого он и взлетает на воздух. Никто не знает, сколько существует способов минирования. Сколько минёров, столько способов. Впрочем, куда больше. Каждый минёр может придумать десятки способов закладки мин и снарядов.
Чтобы обезвредить мину, надо провести исследовательскую работу. Но это работа не в тиши научного кабинета или лаборатории, где главное достигается экспериментами. Здесь эксперименты недопустимы — они смертельны.
Миллиметр за миллиметром офицеры и трое солдат сняли сапёрными ножами верхний слой грунта с эллипса. Пересыпанные землёй, точно тюленьи спины из воды, показались десятки снарядов. Определили и глубину их залеганий. Теперь картина стала ясной.
…В декабре сорок второго года фашистский листок «Курские известия», выходивший в оккупированном городе, напечатал статью «Напрасная тревога», в которой оповестил, что «большевизм окончательно разбит и никогда Советская власть в Курск не вернётся». Крикливый и самоуверенный тон статьи выдавал подлинную тревогу гитлеровцев перед мощным наступлением Красной Армии. После потери Воронежа и Касторного гитлеровское командование намеревалось закрепиться в Курске. Сюда были стянуты крупные силы, подвезено огромное количество боеприпасов. Советские войска разгромили четвёртую танковую, восемьдесят вторую пехотную и добили остатки ещё четырёх дивизий, пришедших из-под Воронежа. Участь Курска была решена. Перед гитлеровцами встал вопрос: что делать со складами боеприпасов, где находилось более миллиона снарядов и пятнадцать тысяч авиационных бомб? Вывезти их уже было поздно. Но и взорвать такое количество боеприпасов в короткий срок не представлялось возможным. Гитлеровцы решили подготовить грандиозной силы взрыв в таком месте, чтобы после их ухода он неминуемо вызвал новую серию взрывов там, где сосредоточены были снаряды. К работе приступили пиротехники, электрики, минёры.
Восьмого февраля 1943 года Красная Армия освободила Курск. Специальные команды подсчитали трофеи и вывезли куда положено миллион снарядов и пятнадцать тысяч бомб. Но то, что сделали немецкие специалисты, осталось тайной.
С тех пор прошло почти пятнадцать лет. В районе, где намечался взрыв, выросли новые предприятия, десятки корпусов рабочего посёлка, сотни домиков индивидуальных застройщиков.
А глубоко под землёй так и остались скрытые от глаз боеприпасы, тая в себе огромную разрушительную силу. Остались и механизмы, сделанные пиротехниками, электриками, минёрами.
Восемьдесят четыре кубометра снарядов и мин словно выгрузили в яму из самосвала. Но так могло показаться только в первую минуту.
Бронебойные, фугасные, осколочные, кумулятивные, бетонобойные снаряды и разнокалиберные мины были уложены опытной рукой, чтобы никто больше не мог к ним прикоснуться. Всё это не ровным штабелем, а как пирамида, выложенная из спичек: возьмёшь одну — посыплются все. Но это не спички, которые можно аккуратно брать двумя пальцами. Фугас двести третьего калибра весит сто двадцать два килограмма. Его длина — без малого метр. Как подступиться к такой глыбе? Если стать плотно друг к другу, троим хватит места, чтобы уцепиться за снаряд. На каждого человека придётся больше двух с половиной пудов.
Но можно ли поднимать снаряд? Какая гарантия, что снизу к нему не припаяна проволочка? А то, что пирамида