Несколько счастливчиков из роты возили командование в соседние подразделения в Плейку, пятьдесят миль к западу, в Куинён и даже до Сайгона, двести шестьдесят миль к югу. Наши командиры вместе с товарищами использовали эти поездки, чтобы добыть важные сведения по строительству бункеров и прочих вещей, разведать обстановку, сгонять за пивом и потрахаться.
Закончив работу, мы поливались водой из прицепа-цистерны и оттирались губками, используя боевые каски в качестве тазиков. Высшее командование принимало душ в спецназовских лагерях.
Когда я начал думать, что меня продали в рабство, мне выпала честь отвезти Шейкера в Плейку. Я захватил с собой чистый комплект одежды и набор для фотографии. В гостевых лагерях военного спецназа в Плейку имелся душ. Кроме того, за последние две недели мне наконец-то выпал шанс полетать.
Общество Шейкера больше походило на полное одиночество. За весь полет туда-обратно он не произнес ни слова. Возможно, он устроил мне проверку, но, в таком случае, это была тихая проверка.
Гостевой лагерь был шикарен. Я прогулялся по тротуару, принял душ, просадил немного мелочи в игровых автоматах и прикупил кое-какой ерунды в гарнизонном магазине, в том числе небольшую камеру.
– Надо было подождать и обзавестись хорошей камерой, – Вендалл внимательно изучил мою 16-миллиметровую Minolta, когда я вернулся в роту. – Хорошей камерой, типа Nikon F.
– Думаешь? – я уже начал жалеть о покупке. – Да я взял ее для пары кадров. Когда в магазин завезут стоящие камеры, подберу себе что-нибудь, или когда у нас построят свой магазин…
– Когда соберешься, возьми меня с собой, – предложил Вендалл. – Я знаю все о любой камере.
На следующий день после полета в Плейку я впервые увидел вьетнамцев. Сотни вьетнамцев.
– Мы расчищаем территорию вот тут, – Шейкер указал на точку за пределами северного периметра, собрав нас у карты в оперативной палатке, – под заправочную станцию. Работают вьетнамцы. Они начали пару дней назад, и теперь наша очередь отправлять туда наблюдателя. Мэйсон, готовься.
– Что конкретно нужно делать?
– Просто смотреть. У них есть вьетнамский прораб, который знает, что к чему. Ты должен следить, чтобы они работали и не дурили.
– Не дурили?
– Ага. Мы нашли обтесанные колышки, которые указывали прямиком на наши пулеметные и минометные позиции. Среди рабочих по-любому есть вьетконговцы.
Фургоны с вьетнамцами уже стояли на месте расчистки, когда сержант Мейерс привез меня туда на джипе. Четыре больших двухсполовинойтонника привезли сто пятьдесят беженцев: мужчин, женщин и детей, которые, как мне сказали, были только рады возможности подзаработать. Мужчинам платили сотню пиастров в день, женщины и дети получали по семьдесят пять. (Один пиастр равнялся примерно одному центу.) Когда мы с Мейерсом остановились, водители грузовиков разрешили рабочим вылезать.
Я совершенно не представлял, что делать дальше, но тут в дело вмешался прораб. Черные пижамы с коническими шляпами высыпали из грузовиков и целенаправленно поспешили в разных направлениях, пока босс выкрикивал приказы. Несколько подростков замешкались у одного из грузовиков, и прораб тут же подлетел к ним, раздавая пинки. Из него бы вышел отличный сержант. Уже через пять минут я оказался в центре вьетнамских крестьян, которые размахивали мачете и сверкали топорами, постепенно расширяя границы области расчистки и кромсая лес подобно большим озверевшим термитам.
Прораб окинул взглядом происходящее, убедился, что всем нашлось дело, и направился ко мне с широкой улыбкой:
– Хорошо, Да ви? – это слово обозначало капитана.
Никто из нас обоих не знал, как будет «уорент» по-вьетнамски.
– Ага. Я смотрю, ты тут навел порядок.
– Хорошо?
– Да.
– Ага.
– Как тебя звать?
– Нгуен, Да ви.
Я увидел группу подростков, которые переговаривались, глядя на лагерь.
– Что эти ребята там делают? – я указал рукой.
Нгуен проследил за моим жестом и раздраженно выпалил несколько словечек, после которых ребята принялись за работу. Вьетконговцы? Может, Нгуен вьетконговец? Кто вообще здесь вьетконговец? Пока что вьетконговцы были для меня просто слухом, ночным шумом за пределами лагеря.
Вырубка продолжилась под палящим солнцем. Дети оттаскивали ветки к центру круга и поджигали. Пот лился со всех ручьями. Я потел просто от сидения на срубленном дереве. Воздух был пропитан потом.
Сержант Мейерс высунулся из джипа, тоже весь в поту.
– Какие будут распоряжения, сэр?
«Распоряжения?» – подумал я про себя. Распоряжения? Какие еще на хер распоряжения? На мне что, висит табличка «специалист по расчистке джунглей»? Я пилот, ты сержант. Сержанты должны знать, чем им нужно заниматься. Всем это известно.
– Так, – наконец произнес я, – ходи по кругу, сержант, и следи за рабочими. А, да, не забывай про знаки.
– Знаки, сэр?
– Да, эти люди могут оставлять метки на земле, указывающие в сторону наших оборонительных позиций.
– Понял.
Он развернулся и ушел. Я решил дать ему совет, который вечно слышал от других:
– Осторожней, сержант.
Он обернулся и серьезно кивнул.
Во время разговора с Мейерсом я отошел от дерева, которое служило мне скамейкой. Когда я вернулся обратно, Нгуен разговаривал с раненой маленькой девочкой, сидевшей на бревне. Завидев меня, девочка вскочила на ноги, но Нгуен рявкнул на нее, и она быстро присела.
На ее лодыжке красовался порез в два дюйма. Нгуен вытирал рану грязным лоскутом, который служил ему головной повязкой. Я окликнул Мейерса, который злобно пялился на одну из работниц в пятидесяти футах от нас, и попросил его принести аптечку из джипа. Девочка осторожно наблюдала за мной с любопытством и страхом.
Когда Мейерс вернулся с аптечкой, Нгуен отступил в сторону, не скрывая своей обиды. В темных глазах девочки читался явный испуг, ведь она попалась в лапы к американцу. Наверняка у нее были такие мысли.
– Позвольте мне, сэр, – произнес Мейерс.
Он закатал ее штанину из черного шелка выше колена и начал промывать рану ватным тампоном, смоченным в перекиси водорода. Рана покрылась розовой пеной, и девочка захныкала. Думаю, она еще никогда не видела эффект от перекиси водорода. Я попросил Нгуена передать ей, что это хорошее лекарство.
– Хорошее? – он удивился.
– Да, хорошее, – я кивнул. – Скажи ей.
Он передал, и девочка улыбнулась.
Когда она похромала на обед с семьей, я решил, что буду учиться у нее вьетнамскому. Я рассказал о своих планах Нгуену. После обеда в виде сухпайков для меня с Мейерсом и риса с неопознанными овощами для вьетнамцев девочка уселась со мной на дерево.
