class="p1">«Надо было оставить в коридоре свет, зря я его выключила», – вздрогнув, пробормотала Ёнхи. Все-таки того, кто спускается, лучше представить на освещенной лестнице, чем на темной. Хотя какая разница. Наверняка это старший брат. Действительно, открылась дверь, и в гостиную вошел Сонсик. Его очки холодно поблескивали. Видимо, он тоже не мог вынести одиночества, даже несмотря на неловкость после разговора с младшей сестрой. Он спустился в гостиную, только бы не оставаться в комнате одному.
– Ты не спал? – очень дружелюбно спросила Ёнхи.
Сонсик слегка скривился, не зная, как себя вести. Немного испуганным взглядом он по очереди посмотрел на Ёнхи и Чонэ. Ёнхи с раздражением сказала:
– Слушай, Чонэ все знает. Я и ей все рассказала. Что тут страшного?
Странное дело, когда Ёнхи разговаривала с Чонэ, ее голос всегда был мягким и нежным, но при брате он становился резким и раздраженным. Ёнхи показалось, что Сонсик сквозь очки ухмыльнулся. Тогда Ёнхи радостно рухнула на колени, подползла к брату и спросила:
– Брат, ты улыбаешься?
– …
– Улыбаешься, да? Правда же, улыбнулся?
– …
Ёнхи вплотную приблизилась к Сонсику и, схватив его за колени, покачала их.
– Брат, скажи. Ты же улыбнулся, правда?
– …
Сонсик, будто что-то стряхивая с себя, морщась, пытался отойти назад. Чонэ отрешенно смотрела то на Ёнхи, то на мужа.
В этот момент настенные часы начали бить двенадцать часов. Все трое одновременно обратили взгляды в сторону часов. По комнате прошла какая-то волна. Три человека, смотревшие на часы, снова перевели взгляды на старого хозяина дома. Старик, все еще трогавший бородавку на носу, удивленно посмотрел на сына, потом на невестку и на дочь.
Дверь, выходящая в коридор, открылась, и свет из гостиной осветил белую стену коридора. Часы пробили двенадцать часов. Взгляды четверки были направлены к дверному проему. Было тихо. Затем с левой стороны коридора неторопливо появилась домработница. Смущенно улыбаясь, словно извиняясь за беспокойство, она сказала:
– Я сходила в туалет.
В этот момент Ёнхи резко встала и подбежала к отцу. Одной рукой указала на домработницу, а другой, помогая отцу встать, громко закричала:
– Папа, посмотри туда! Приехала сестра! Сестра приехала! Ровно в двенадцать! Теперь и вправду появилась хозяйка нашего дома! Теперь все будет хорошо! Да, папа? Все будет хорошо! Да?
Услышав это, домработница засмеялась.
– Это правда, папа! Там пришла сестра, которую ты так долго ждал.
Взгляд Ёнхи, направленный на домработницу, был полон враждебности. Отец, которого поддерживала Ёнхи, поднял руку и начал махать, то ли желая, чтобы Ёнхи отпустила его, то ли показывая, чтобы старшая дочь поскорее вошла в гостиную. Сонсик и Чонэ встали с дивана и растерянно смотрели на них.
Дзын… Дзын… Дзын…
Казалось, что удары молота о наковальню будут звучать всю ночь.
(1962)
Заместитель мэра не вышел на работу
부시장 부임지로 안 가다
Как только открылась дверь, жена поспешно встала и вышла навстречу.
– Что-то случилось в школе? – нетерпеливо спросила она, забирая у Кюхо узелок с едой. Свет в комнате был выключен, и оттуда время от времени одиноко доносились звуки радио. Узкая комната с высоко приподнятым полом и низким потолком выглядела очень тесной.
– Ты о чем?
– Они приходили за тобой.
– Что? Кто приходил?
– Трое военных.
Дальше все было понятно без слов. Кюхо почувствовал, как ноги его подкосились, а все тело пробил озноб. Вдобавок ко всему сквозь вельветовые брюки вышли газы. В любой другой день жена стукнула бы его по плечу, рассмеялась и наигранно закрыла нос рукой. Но в этот раз ничего подобного не произошло.
– Тебе надо уходить.
Кюхо в нерешительности присел на порог.
Откуда-то снизу отдаленно доносился шум улицы. С противоположной стороны виднелось окутанное туманом море, как и должно быть майским вечером. Одинокие огни на пристани горели так, словно парили в воздухе. С пристани, как обычно, доносились низкие монотонные звуки, но в этот вечер они были особенно слышны. Казалось, будто из огромной, размером с небо, соломенной корзины с периодичностью высыпается галька. Откуда такие странные звуки, из-за тумана, что ли? Но именно они, звучащие сегодняшним вечером, несли в себе реальное ощущение того, что революция добралась и до Кюхо и грозит уничтожить его.
– Эй, я же сказала, надо уходить. Что ты тут расселся. – Жена, стоя босая рядом, сняла ребенка со спины[3] и стала кормить его грудью. Кюхо пошарил в кармане в поисках сигарет, достал одну и закурил.
– Во сколько они приходили?
– Не так давно. Где-то минут тридцать назад, – ответила жена и замахала перед собой рукой, разгоняя табачный дым. – Эй, потуши сигарету. Я ж не знаю, вдруг они еще здесь, – протараторила она и быстро осмотрелась по сторонам.
– Что? Они могут быть поблизости? – спросил Кюхо, резко затушив сигарету и встав на ноги. – У тебя деньги есть? – В животе у него заурчало.
Жена снова зашла в темную комнату. Резко раздался звук открывающегося ящика. Вернувшись, она отдала мужу несколько купюр.
Кюхо сразу же кое-как разделил деньги на две части, положил их в оба кармана и пошел к воротам.
– Куда ты пойдешь?
– А-а, решу по дороге.
– Я сказала солдатам, что ты уехал на юг обрабатывать землю.
Кюхо промолчал.
– В любом случае звони мне. В магазин нашего соседа. Ты ведь помнишь номер его телефона?
– Да, помню.
– Так, тебе что-нибудь еще надо? Ох, дорогой, обязательно звони.
Жена заплакала.
Кюхо быстрым шагом спустился с холма и обернулся на повороте: в темноте едва различалась фигура жены, а за ней виднелся низкий дом. Перед магазином ярко горел свет. Он быстро преодолел освещенный участок и бросился бежать.
Вчера они взяли учителя географии. Это был довольно неразговорчивый человек, и только когда пил, и по мере того, как пьянел, начинал ругать то того, то другого, затем и всех, кто не выпивал вместе с ним. Вконец разозлившись, он начинал пить одну рюмку за другой, и когда окончательно напивался, то брал в руки тарелки и отлично танцевал «танец горбуна». Если он слышал слово «коммунист», то начинал весь трястись от злости, если же кто-то поднимал вопрос о правах учителей, он, приводя примеры и даже статистические данные по каждой стране мира, свирепел от ярости. Когда вчера, получив повестку, он выходил из учительской, то никому не сказал ни слова и только слегка сжал губы. Выражение на его лице говорило, что он ни на йоту не изменил своим убеждениям.
– Берегите себя, господин Пак, – прошептал Кюхо, когда тот проходил мимо. Он обернулся, искоса взглянул на Кюхо и
