Плохо. Очень плохо. Ещё хуже. И долго хуже, хуже, хуже.
И когда все потеряют надежду… Бац… Хорошо. Долго хорошо. Долго хорошо. Немного позже ещё чуть лучше.
А уже потом – общий капец.
Огромная волна, тёплая, с Сибири покатит вниз на Африку.
Нет, кто-то спасётся…
Скот мелкий, люди, те, что полегче…
Донесёт до Африки с рюкзаком – там бросит.
И все, кто спасся, будут обустраиваться.
Бананы собирать.
Антилоп разводить…
И опять будет хорошо.
Долго… Хорошо, хорошо… хорошо… Пока волна холода снизу не пойдёт наверх.
До Сибири добросит скот, людей, бананы, львов, слонов, и люди опять начнут коров разводить, хлеб сеять, и опять будет хорошо, хорошо, долго хорошо…
Тем немногим, кто выжил.
И они будут жить, жить, жить, пока с другой планеты стрелять не начнут…
Так что жить надо сегодняшним днём.
Мои мемуары
А у меня совпало. То, что сейчас мемуары, раньше были пророчества.
Оказывается, я предсказал всё.
Последнее, что я предсказал, случилось сегодня.
Жаль, не успел запастись.
Всех предупредил, сам не успел.
Мемуары – то, что помню.
А склероз – то, что забыл.
Склероз – очень полезная и очень нужная часть мемуаров.
Мемуары пополам со склерозом.
Он сказал что-то шёпотом – в пустой комнате раздался смех.
Он так и написал.
Он что-то сказал, но не помнит – что.
И кто-то очень известный, он не помнит кто, что-то на это ответил.
Что – он тоже не помнит.
Единственное, что он помнит, – это было зимой.
Какой зимой и что это было, он сейчас не скажет. Надо подождать.
Но он точно помнит, что никогда не разочаровывался в себе.
У тебя диабет.
Тебе нельзя сладкого.
Оставь эту женщину.
Если она балерина и её не возбуждает вид собственных ног, то и мне это не передаётся.
Всё в России требует согласования.
Ответ «да» или «нет» поступает через полгода.
Всеобщая нерешительность.
Ожидание приказа, чтоб снять тяжесть и ответственность.
А что там за ответственность такая!
Скорее за свою семью, чем за клиента.
Вот эта борьба между благополучиями и есть система согласований.
Просьба – зависть – деньги – благополучие – ответ.
О молодёжи
На моей площадке молодая собака бодро вытянула старушку на поводке из кухни.
Затянула её на пустырь, в кусты, в газоны, потянула, куда ей надо.
Тащила старуху по своим делам.
Они с бабушкой обнюхивали столбы, бегали знакомиться, лаяли на чужих, отдались безобразному облезлому псу на пустыре.
Всё перевидели, всё пережили и побежали домой перекусить.
Пробка
А я говорю, что Тверская и Садовая не пересекаются.
И никогда не пересекутся.
И площадь Маяковского – миф.
Там нет никого.
И Зал Чайковского, и Театр сатиры – выдумка всё – мираж.
Я выехал из дому, простоял у ворот в пробке день и вернулся к вечеру.
На следующий день снова заправился, снова выехал из ворот.
Машина у меня прекрасная.
Продукты захватил.
Газеты, воду, соль, лекарства.
Прослушал всё радио.
Прочёл все газеты.
Простоял день. Вернулся.
Из квартиры вышел, сел в машину.
Из машины вышел, сел в квартиру.
Они часто рядом стоят.
Иногда машина стоит чуть дальше квартиры.
Где кому нравится сидеть.
Я слышал, говорят, Пушкинская и Садовая пересекаются.
Не верю я.
Если б не машина, я пошёл бы посмотрел.
Но мечтал. Купил.
Сижу посреди дороги, пока не надоест.
В туалет выскочу, думаю – ну, угнали.
Возвращаюсь – идиот я.
Как её угонишь?
Куда? С дороги не выгонишь.
Сейчас она у меня на Ленинградке стоит в глухом заторе…
Я – в кафе рядом тут.
Почти все водители в кафе…
Те, кто рядом живёт, дома лежат.
Просили позвонить, если тронемся.
Да кто там тронется…
Скорее мы тронемся.
Многие сигнализацию отключили.
Самое безопасное – машину в пробке держать.
Ни угнать, ни выгнать.
Только краном с тротуара на глазах у всех.
Я думаю, что угон, как бизнес, скоро отомрёт.
Даже на запчасти. Для кого?
Большинство так в пробке и оставляют.
С утра из дому вышел. Сел. Прогрел. Захлопнул дверцу и ушёл.
Прочли – реконструкция Садового, эстакады.
Кстати, на эстакаде стоять ещё приятнее – сидишь вверху.
Народ весь внизу.
Домино. Пиво.
Воблочка, водочка.
Гаишник какой-то молодой, видимо, с переулка пробрался:
– А ну, дыхни.
– Ну, дыхнул.
– Не смейте за руль садиться.
– А где мне сидеть? На крыше? Могу стоять за рулём. Могу лежать за рулём. Это ездить пьяному нельзя. А стоять могу рядом с машиной. Я из машины налью и выпью на асфальте. А ты стой рядом. Жди, пока тронусь.
Гаишник плюнул.
Обратно в переулок забрался.
Сейчас очень ценится машина с туалетом, кроватью, столом и совещанием.
Иностранную делегацию тут принимали посреди Тверской.
Правда, после приёма тоже не могли разъехаться.
Так и стоят.
Встретили хорошо, а проводить не могут.
Враждебность появилась.
Риторика обострилась.
Сверху Москва – город очень красивый.
Глянешь – стоят роскошные дома, а между ними стоят роскошные авто.
Осталось врыть и жить.
Или жить и врыть.
Или выть и жить.
В общем, жить неподвижно.
Стабильность называется.
Задумчивый в городе
В Одессе:
– Ну, как твои зубы?
– Зубы, зубы… Что зубы? Хорошо зубы.
– А как здоровье?
– Здоровье, здоровье… Что здоровье? Ничего здоровье… Здоровье…
– А как дети?
– Дети, дети… Что дети? Ничего дети, нормально дети… Что дети? Дети, жена… Кого это интересует.
– Ну, я же спрашиваю…
– Спрашиваю, спрашиваю… Спрашиваю – это не значит интересуюсь.
– Я вижу, ты похудел.
– Похудел, похудел… Что похудел? Да, похудел… Похудел, похудел, похудел… Ну, похудел. Характер плохой.
– У тебя плохой характер?
– Да, да… Характер, характер. Думаю много.
– Не думай.
– Не думай, не думай… Почему – не думай?.. Просто не думай… Не думай. Хорошо, хорошо… И что будет?
– Проще… Тебе будет проще…
– Мне будет проще… Мне будет проще… И для чего? И что это мне даст?
– С тобой будет легче общаться.
– Со мной? Или мне?
– С тобой…
– А сейчас?
– Сейчас тяжело…
– Почему?
– Ну, ты же в своих мыслях.
– В своих мыслях… В своих мыслях… А в чьих мне быть?
– В своих…
– Я в своих мыслях. И тебе тяжело?
– Да…
– И тебе тяжело… И тебе тяжело… Хорошо…
– Что хорошо?
– Хорошо…
– И
