Книга Крестоносец - Бен Кейн

великий магистр ордена госпитальеров, сидел рядом с недавно назначенным великим магистром тамплиеров, Робером де Саблем. Гарнье был чуть менее хмурым, чем де Сабль, — самую малость. Их поведению, подумал я, не стоит удивляться. Эти люди посвятили свою жизнь не только Богу, но и войне, делу защиты христианской державы в Утремере.

Присутствовали также Вальтер, архиепископ Руанский, и Жерар, архиепископ Окса. Вальтер был круглым и розовощеким, как яблочко, но под этой добродушной наружностью скрывался острый ум. Жерар, тощий как жердь, был из тех аскетов, что не берут в рот вина. Эти люди были всецело преданы королю, чем и объяснялось их присутствие тут, тогда как остальные клирики уже вернулись в свои диоцезы.

Фиц-Алдельм жаловался де Шовиньи насчет своей комнаты, показавшейся ему недостаточно большой. Неприхотливый де Шовиньи, который вполне удовольствовался бы и ложем на полу, почти не отвечал ему. Тогда Фиц-Алдельм переключился на короля.

— Мне все-таки кажется неправильным, сир, — начал он, — что мы остановились тут, а Филипп живет припеваючи в городе, в королевском дворце.

— Не провались так позорно его попытка съехать из дворца, я бы сейчас поселился там, — ответил король с улыбкой.

Он имел в виду вздорное желание Филиппа отплыть в Утремер несколько минут спустя после встречи с Ричардом на пристани. По капризу судьбы, ветер переменился, едва корабли Филиппа вышли в море, и погнал их назад. Итогом стало бесславное возвращение в порт. Наши моряки изрядно позабавились, насмехаясь над французами и освистывая их, пока суда швартовались.

Ричард очень развеселился и крикнул Филиппу, что Бог не желает разлучать их. Французский король, не ответив, промчался по сходням. Мы тоже не стали медлить: местные жители, сначала пораженные видом нашего флота, а затем высадкой могучих боевых коней, приуныли при виде многочисленных воинов, хлынувших с кораблей. Неудивительно: мы очень походили на захватчиков.

Я вновь устремил взгляд на стол. Фиц-Алдельм не унимался, как пес, вцепившийся в кость.

— И все же, сир, — говорил он, — какое право имел Филипп селиться во дворце, когда вам, нашему королю, негде жить?

— Он приехал первым.

Де Шовиньи, уверенный в своем положении и, возможно, недовольный истинной причиной жалоб Фиц-Алдельма, подмигнул Ричарду.

Все расхохотались, кроме Фиц-Алдельма.

— Ты прав, кузен, — сказал король. Потом повернулся к Фиц-Алдельму. — Твое возмущение понятно, Роберт. Но справедливо оно или нет, сейчас не важно. Требование съехать страшно оскорбит Филиппа, во многом из-за того, что он предлагал мне разместиться во дворце вместе с ним. — Он обвел рукой комнату. — Тебе не нравится в этом доме?

— Более чем достойное жилище, сир, — ответил Фиц-Алдельм, не решавшийся и дальше выражать недовольство.

— Хотел бы я знать, содержат ли мою сестру в такой роскоши, — пробормотал Ричард.

— Если только эта мартышка Танкред не полный идиот, сир, с Джоанной обращаются как подобает, — сказал Гарнье Наблусский.

— И он как можно скорее передаст ее вам, сир, — добавил я.

В послании короля, отправленном Танкреду в Палермо меньше чем через час после нашей высадки, четко излагались его требования. Джоанну следовало немедленно направить к брату, прибавив немалый выкуп, иначе Танкреду придется пожалеть. После высадки войска Ричард мог ничего больше не уточнять.

Король забарабанил пальцами по столу:

— Уж лучше бы он это сделал, не то, Богом клянусь, я своими руками снесу ему голову с плеч.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, сир, — сказал архиепископ Вальтер.

Ричард буркнул что-то, но слова свои назад не взял.

— Сир, вы поразмыслили о припасах, необходимых вашему войску? — спросил Вальтер.

— Местные торговцы недолго смогут удовлетворять наши нужды. Если придется задержаться, примем меры: наладим подвоз зерна и вина из имений и городов в глубине острова и так далее.

— Солдатня — народ грубый, склонный к пьянству и распутному поведению, — заметил архиепископ Жерар. — Местные христианки могут подвергнуться приставаниям на улицах.

— Если таковое случится, — сказал король, — то не столько из желания соблазнить женщин, сколько из намерения позлить их мужей.

Не обращая внимания на смешки и улыбки, архиепископ стоял на своем:

— Солдат в Мессине тысячи, сир, преступлений избежать невозможно.

Прелат говорил правду, и все это понимали.

— Отданы строгие приказы хранить мир. За любые преступления виновных ждет строгая кара, — сказал Ричард. — Больше я ничего не могу сделать, разве что посадить своих воинов в клетки.

Жерар кивнул.

— Мы будем побуждать всех ежедневно посещать мессы, — сказал он.

Представив себе, с каким ехидством к этому отнесется де Дрюн, я припал к кубку, пряча усмешку. Я подозревал, что, подобно большинству воинов, он сейчас пьян в стельку и это будет повторяться каждую ночь, пока у него не кончатся монеты. Каждое утро я буду видеть его не в церкви, а на набитом соломой тюфяке.

Я и сам надеялся поскорее предаться увеселениям. Ричард каждую свободную минуту занимался делами государственной важности, встречаясь с Филиппом, Танкредом и так далее; если повезет, мое присутствие не потребуется. Предложение де Дрюна найти лучший кабак в Мессине и выпить все его запасы досуха действительно выглядело заманчивым. Риса не бросишь, а если мне удастся освободить Филипа от его обязанностей, то и ему достанется развлечений. Еще нужно послать весточку Ричарду Торну — с того дня, как он едва не утонул в Роне, мы сделались закадычными друзьями.

Случай представился не сразу. После нашего прибытия в Мессину король два дня держал совет с Филиппом. Требовалось соблюдать приличия, поэтому Ричард взял себе в охранники лучших своих рыцарей. Де Дрюн вместе с ликующим Рисом, которому я дал разрешение, отправились пьянствовать, а я состоял при короле. Встречи были, слава богу, довольно короткими, но неприятными и раздражающими — Филипп часто отпускал в адрес Ричарда едкие реплики. Король не оставался в долгу. Все это не сулило ничего хорошего для нас, когда мы окажемся в Утремере.

Такое поведение было не свойственно для короля: если обстоятельства требовали того, он был сама выдержанность. Как он сам признал, срыв случился из-за невозможности согласовать день отплытия. Филипп ловко воспользовался этой медлительностью, обвиняя Ричарда в утрате рвения. Государь не мог толком возразить, ибо ждал приезда в Мессину Беренгарии и королевы Алиеноры — о чем французский король по-прежнему не догадывался. После такого крутого поворота пришлось бы все улаживать заново, хотя никто не представлял толком, как именно.

Утром пятого дня, двадцать восьмого сентября, пришла весть, что корабль с сестрой короля Джоанной вот-вот войдет в гавань. Настроение Ричарда совершенно переменилось. Улыбаясь во весь рот, он опрометью выскочил из-за стола с завтраком. Ухватив напоследок марципановое пирожное, я помчался за ним вдогонку. Во дворе меня