— Именно. — Хаук мотнул головой, зовя за собой. — Пойдем, познакомишься с остальными.
Отряд Хаука ничем не отличался от отрядов других благородных. Трое конных — сам Хаук, Вигге и еще один. Оруженосец, хоть и ехал верхом вместе с господином, полноценным воином не считался. Три меча, четверо с самострелами. Хаук обошел всех по периметру лагеря, и для каждого у него нашлось доброе слово. Похоже, этих людей он в самом деле знал не первый год. Эрик кланялся, шутил в ответ на шутки и думал, мог ли кто-то из этих людей желать зла своему господину, и если мог, то зачем. Ответа не было.
— Ну вот, — сказал Хаук, наконец. — Моих людей ты знаешь. С людьми Гарди и Фолки — они спят пока — познакомишься завтра, да и на слуг посмотришь.
Эрик кивнул. К остальным тоже стоило присмотреться. Хотя вряд ли эту игру затеял простолюдин. Гарди или Фолки?
— А теперь давай присядем и поговорим… — начал было Хаук. Эрик не дослушал, замер, уставившись в ночь — туда, где в темноте вдруг перестал просматриваться силуэт коня. Шагнул вперед — Хаук осекся на полуслове — зажег светлячок, послав его прочь от себя, в темноту. Которую светлячок рассеять не смог. Прямо над землей висело облако черней самой ночи.
— Быстро буди всех, пусть хватают, что успеют, и отходят! — Он махнул рукой. — Куда угодно, лишь бы в одном направлении.
— То есть? — не понял Хаук.
— От силы через пять минут тут будут тусветные твари. Уводи людей. Или нам всем конец.
Глава 7
Эрик был готов к тому, что Хаук начнет расспрашивать, спорить, протестовать — и уже успел пожалеть, что не может подчинить ему разум: на долгие объяснения просто не было времени. Но тот лишь на мгновение вгляделся ему в лицо и крикнул:
— Тревога!
Вскинулись, заржав, лошади, что-то зазвенело, когда полезли из-под телеги слуги. Рядом вырос оруженосец, замер, ожидая приказаний. Во взгляде мелькало недоумение, но никаких вопросов парень не задавал.
Хаук медлить и объяснять не стал.
— Мигом к Гарди и Фолки, пусть поднимают своих людей и отводят… — Ткнул пальцем в направлении, куда указывал Эрик. — Туда ярдов на двести. Брать только то, что успеют унести на себе. Быстро!
— Понял. — Парень исчез.
— Если ты ошибся, я выставлю себя редкостным дурнем перед своими людьми, — едва слышно буркнул Хаук.
— Не ошибся, — сказал Эрик, глядя, как у края облака сквозь непроглядную черноту под огнем светлячка начинают вырисовываться серые очертания человека и светлое пятно лица. — Чистильщики уже здесь.
И если среди них окажется кто-то, помнящий его или Ингрид, им обоим конец.
Впрочем, сперва люди. Потом тварь. А потом можно подумать и об остальном. Если к тому времени это еще будет важным.
Вокруг Хаука уже собрался его отряд — не было видно лишь оруженосца и Ингрид. Впрочем, за нее Эрик не беспокоился — она там, в центре лагеря, наверняка уже вытащила свою подопечную из постели и волочет прочь из шатра. Когда нужно, Ингрид умела быть очень убедительной.
— Лошади, — спохватился Хаук. — Лошадей тоже нужно забрать.
Кругом суетились и бегали куда меньше, чем Эрик ожидал. Слуги, взвалив на себя узлы с пожитками, деловитыми муравьями двигались мимо шатров туда, куда велел палец Хаука. Двое, не обремененные вещами, напротив, подошли к господину, ожидая приказаний. Из большого шатра, где, насколько понимал Эрик, располагались простые воины, выбирались вооруженные и одоспешенные, благо натянуть поддоспешник и кольчугу недолго. С расспросами никто не лез. Эрик успел заметить, как дернулся было в сторону Хаука Фолки, и как Гарди ухватил его под локоть, что-то сказал на ухо. Белобрысый вырвал локоть, но пошел рядом с Гарди, а его люди — за ними.
Хаук кивнул сам себе, проводив их взглядом.
— Лассе, Ульв. Позаботьтесь о конях. Остальные — прочь. Я сейчас догоню. Только прослежу.
Люди двинулись было туда, где бродили лошади, опасливо глядя на черное облако. Но когда оттуда вышагнул человек, а следом еще один — шарахнулись, осеняя себя священным знамением.
Чистильщик прищурился на светлячок — Эрик выдохнул: этого парня он не знал, зажег еще один. Оглядел место будущего прорыва. Выругался длинно и грязно.
— Куда прете, дурни! Прочь отсюда! — заорал чистильщик. — И уводите этот бордель на марше!
— Пусть делают, как они говорят, — еле слышно посоветовал Эрик Хауку.
Тот кивнул, хотя на скулах его играли желваки. Его люди, оглянувшись на хозяина, попятились к нему, все еще опасливо глядя то на чистильщиков, то на облако, откуда выступил еще один. И еще.
Эрик выдохнул. Ни одного знакомого лица. Повезло. Впрочем, пять лет — большой срок, учитывая, что половина новобранцев-чистильщиков не переживают и двух. А в следующий миг ему стало не до размышлений о том, помнят ли его еще в ордене. Он сам не мог бы толком сказать, что изменилось. Словно трещала, разрываясь, сама ткань мира. Предупреждать и объяснять было некогда. Все-то что он успел — рявкнуть «прочь все!» и сигануть, дернув за плечо Хаука. Тот действительно был человеком тертым: не стал ни сопротивляться, ни спрашивать, рванулся следом. То ли нутром чуя опасность, как это иногда бывает, то ли поняв: Эрик знает, что делает.
А там, где они только что стояли, с высоты человеческого роста посыпались наземь дымчатые стеклянные бусины.
Один из слуг отскочить успел. Второй закричал, рухнув на колени, и от этого крика заржали и заметались лошади. А твари все сыпались и катились к нему, точно муравьи на сладкое, стремительно облепляя плоть, так что вскоре ее вовсе не стало видно. Все, что мог сделать Эрик — остановить слуге сердце. Выругался непотребно командир чистильщиков, обрушивая на раскатившихся тварей слепящее желтое пламя — Эрик попятился, оттаскивая Хаука, застывшего с выражением ужаса на лице. Его страх объяснялся просто: сквозь огонь было видно, как твари скатываются с человека, оставляя стремительно обугливающийся костяк, и собираются туда, где сыпались и сыпались остальные. Как то, что мгновение назад выглядело россыпью стеклянных бусин, собирается в единое существо, похожее на диковинную рыбу-осьминога. Как несутся к людям щупальца.
Большинству людей везет ни разу не столкнуться с тусветными тварями. Эрик, даже после того, как сбежал от чистильщиков, нарывался на них раз за разом. Впору и правда поверить в то, что ему на роду написано с ними сражаться. Папаша-то его — не тот, которого знала вся деревня, а тот, что снасильничал его мать — тоже был чистильщиком. Проходил отряд через деревню…
Эрик не стал додумывать эту мысль. Оттащил Хаука еще дальше, развернулся к нему.
— Иди к своим людям. Если победят чистильщики — вернетесь и вместе наведем порядок в том, что здесь останется. Если тварь — не дожидайтесь меня. Собирай людей, и уходите. Как есть. Сражаться с ней бесполезно.
