коробку и осторожно спустилась по лестнице с виноватым выражением на липе.
Элли надеялась, что в этот вечер муж приедет вовремя — ей нужно было видеть его рядом, чувствовать, что он надежен, жив и все еще принадлежит ей. Но пробило семь, потом восемь, а потом и девять, а она все еще оставалась в одиночестве.
Сьюзи
— Расскажи еще раз, как это произошло. — Ник с мрачным видом расхаживал передо мной по комнате.
Интересно, который час? Наверное, где-то десять. Целый день в панике. Я лежала на диване с подушкой под щиколоткой.
— Он просто испарился. Я спустила его с поводка, как обычно, а он… исчез. Не знаю…
Глаза жгло от слез — опять я провинилась. Теперь еще и потеряла его собаку. Бедняга Поппет — он так любил нас, просто обожал, а я его потеряла.
— А потом я поскользнулась и подвернула ногу. Не знаю, что бы я делала дальше, если бы Нора не оказалась рядом. У меня даже телефона не было — он снова сдох.
Ник несколько часов искал Поппета, окликая его по имени, и вернулся домой замерзший и злой. Очень злой на меня.
— Наверное, он просто убежал, — хныкала я. — Он найдет дорогу.
По скривившемуся лицу Ника я поняла, что он и в самом деле беспокоится за эту глупую тварь. Пожалуй, даже больше, чем за меня. Он даже не спросил, как моя нога, поинтересовался лишь, в порядке ли ребенок. Мне тоже неожиданно стало грустно. В доме было так тихо без Поппета — вечно лающего, громко дышащего и радостно бросающегося мне навстречу, даже если я отлучалась всего на пару минут в туалет. Наверняка просто потерялся. Он вернется.
— Я точно знаю, это поможет, — я кивнула на лежавшую на столе стопку объявлений о пропаже собаки, которые Ник уже успел распечатать. На них красовалось сделанное на телефон зернистое фото собаки с красным и от вспышки глазами и высунутым языком. Глупый пес!
Ник набросился на меня:
— Ты же знаешь, существуют целые банды. Они крадут собак, чтобы перепродать.
Он даже в полицию позвонил. Судя по тому, с каким видом Ник положил трубку, на том конце провода не проявили того энтузиазма, на который он надеялся.
Мне казалось, что вряд ли кому-то придет в голову позариться на Поппета.
Все будет хорошо. Его кто-нибудь найдет.
Или его сбила машина, и он, растерянный и перепуганный, умирает на холодной дороге. Об этом не хотелось даже и думать.
— Боже, уже поздно. Пора спать, — Ник провел ладонями по лицу.
Его дебильный нейлоновый рюкзак стоял наготове возле двери. Бутылка с водой, обед, многоразовый стаканчик с крышкой — просто образцовый гражданин.
— Будет хорошо, если ты поищешь Поппета завтра сама. Только надень нормальную обувь. Тебе надо быть осторожнее. Сама понимаешь — теперь речь не только о тебе.
Я пожала плечами, не зная, что и ответить. Слишком уж растяжимым стало понятие «нормально».
Ночью, лежа в постели, я снова размышляла о той нашей первой встрече, в мае. Не так уж давно это было, а будто годы пролетели. Тот миг, когда обычная женщина, счастливая жена, допила бы свой коктейль и пошла спать. Одна. В тот вечер я несколько раз делала выбор, направляя события по одному руслу вместо другого. И вот к чему я пришла — беременная, испуганная, подавленная утратой, о которой даже никому не могла рассказать. Взять, например, второй коктейль, которым ты меня угостил. Я уже была достаточно пьяна. Я снова почувствовала себя Сьюзи из Шордитча — склонившейся над столом, болтающей о всякой ерунде и незаметно для окружающих касающейся ногой ноги Дэмье-на, хватающей его на холодной улице за запястье, чтобы прикурить сигарету. Она была забавной, эта Сьюзи из Шордитча. Но в конце концов, после всего произошедшего, я ее возненавидела.
Потом — спонтанное решение пойти к тебе в номер. Бар опустел, и наш столик убирали третий раз. Ты что-то сказал по поводу фляжки и чего-то выдержанного в дубовой бочке, я вскочила с неловкой поспешностью, и мы оказались в лифте. Помню, как меня повлекло к тебе, словно кто-то потянул за невидимые веревочки, как вдыхала твой запах, и голова кружилась от тепла твоей кожи, от аромата твоего лосьона. Это ощущение было лучше любого наркотика, оно, словно свежий ветер, начисто выдуло чувство вины и стыда.
Даже на следующее утро я могла бы со всем покончить, списав произошедшее на пьяную ошибку.
Еще одну, как с Дэмьсном. Вместо этого я последовала хитрому совету, который ты дал, поцеловав меня с такой уверенностью, будто запечатывал конверт сургучом.
— Запиши мой номер в телефон, — сказал ты. — Используй женское имя, придумай какое-нибудь, и, возможно, инициалы. Будто это коллега.
Я сидела на кровати, все еще голая, немного ошарашенная скоростью твоего ухода.
— Он не станет смотреть, — сказала я.
— Они всегда смотрят. Заведи секретный почтовый ящик и пользуйся только им — можно загрузить браузер, который удаляет все данные сразу, как ты из него выходишь. Нет нужды попадаться, если ты не дура, — ты чуть помолчал. — Ах да… меня зовут не Эндрю.
— Что? — не поняла я.
Ты рассмеялся, не глядя мне в глаза, и рассказал, что при регистрации на конференцию напутали, а Эндрю — твой коллега из больницы.
— Когда ты обратила внимание на мой бейджик, я просто решил подыграть.
— Почему ты мне сразу не сказал? — спросила я, щурясь от холодного утреннего света.
Ты слегка пожал плечами. Но я поняла. Ты не был уверен, увидимся ли мы снова, и было очень кстати, что на тебе оказался чужой бейдж.
— Прости. На самом деле меня зовут Шон. Это простое недоразумение. Мне пора.
И даже тогда я не прислушалась к тревожным звоночкам. Я хотела тебя. Поэтому, не останавливаясь, погружалась в эту бездну все глубже и глубже.
А ведь это идея, верно? Я никак не могла отыскать тебя на сайтах больниц, но как насчет этого твоего коллеги? Что, если поискать доктора Эндрю Холта? Во всяком случае, беременность давала мне идеальный предлог для изучения больниц. Рядом мирно сопел Ник, спавший сном праведника. А я сама толком не спала уже много месяцев, еще до встречи с тобой. Так что ничего нового. Почувствовав, как ребенок давит на мочевой пузырь, я встала в туалет, потом осторожно спустилась по лестнице, подумывая, не выйти ли в сеть прямо сейчас, чтобы поискать тебя. Но если проснется Ник, он захочет узнать, в чем дело. Рисковать я не могла.
Окутанный темнотой
