сложной и славной истории.
Николай Михайлович Вахрушев 1928 г.р. Уроженец Слободского уезда, д. Харинцы
Родился я в Слободском уезде, недалеко от села Волково, старики рассказывали, что прозвано оно было еще пришлыми новгородцами так за обилие в лесах волков. Наша же деревня, даже не деревня, а как тогда говорили — хутор, звался Ключи-кабаны. А еще ранее прозывалось место это Харинцы.
Название произошло от того, что у горы, на которой стоит хутор, били родники (ключи). В тех местах часто были замечены кабаны. Кабаны водились. Может быть, не одни кабаны ходили, лоси и другие животные. Вода была чистейшая, студеная. Руку в нее только опустишь, сразу немеет от холода.
Хозяева Кожевенного завода известного крепкими сапогами и выделкой шкур, купцы Вахрушевы незадолго до революции присылали даже прислугу к родникам в этом хуторе для того, чтобы «чайку попить». Воду эту очень ценили за особый вкус и чистоту. Хутор стоял на склоне холма. Некоторые дома стояли у самого подножия. Рядом с холмом был пруд. Вода ключевая. В нем по большей части купали лошадей, и бабы белье полоскали. Так белье полоскать даже с соседних деревень приходили.
Еще до революции один ссыльный попал жить на этот хутор. Его фамилия или кличка Харя. Он был сослан. Непонятно, правда, за политическую деятельность или уголовное преступление.
Спустя годы местные жители назвали хутор Харинцы. И этот ссыльный, Харя, стал считаться его основателем. Когда Харя приехал на хутор, там было 2–3 двора, а при Харе разросся до 8–9 домов. Некоторые дом в хуторе в то время топились «по-дымному», не было кожухов, окна в доме были перекрыты брюшиной животных. Ссыльный, видимо, помогал жителям хутора и в образовании и в строительстве и обустройстве их быта. Бывалый человек, даже грамоту знал!
Вот здесь позволю себе дополнение — Харя прозвище не ссыльного, скорее всего это прозвище каторжанина и возможно беглого — схоронившегося в тех глухих местах. Харей на Руси могли назвать человека, кому были выдраны ноздри. Потому предполагаю, что дед вспоминает предание относящиеся к XVIII столетию.
Ни при Александре I ни при Николае I ноздри уже преступникам не выдирали. Злостным ставили литеры «КАТ» и отправляли этапом в Сибирь. А вот во времена Екатерины II участникам Пугачевского бунта, Пугачёва и казакам, бунтарям ноздри драли — это факт. Через Вятку и Слободской пролегал путь в Сибирь. По этому пути и могли гнать битых кнутом, с драными ноздрями, бунтовщиков.
Это наказание заменило им смертную казнь. Так что лихие люди, думаю не очень-то пали духом, жизнь продолжалась!
Возможно одному из пугачевцев и удалось бежать, а потом и прибиться к небольшому удаленному хутору затерянному среди лесов полных серыми разбойниками — волками. Человек бывалый, знающий, видавший всякое, может владеющий и ремеслами, видимо смог быть полезен обитателям хутора и его приняли, не прогнали, не выдали. А прозвище «Харя» за ним закрепилось именно из-за изуродованного палачом лица. Чуть позже дед затронет в воспоминаниях тему деревенских прозвищ, которые тоже «абы как» не давались — а подчеркивали самую суть человека. Вот и ответ школьным учителям — в кого ты такой — в разбойника пугачевца!
Эх, знали бы они тогда этот ответ, надеюсь легче бы им было переносить наши шалости и проделки! Свое мнение на этот счет высказал и известный вятский историк Владимир Коршунков — он считает, что прозвище Харя могло происходить от крестильного имени Харитон. В любом случае в предании сохранилось воспоминание именно о ссыльном или беглом каторжанине, который конечно мог носить имя Харитон.
Версия о беглом с выдранными ноздрями — это только моя догадка.
Большая часть жителей хутора занимались сельским хозяйством и держали скотину, сеяли рожь, ячмень, пшеницу, лен. Мало гречиху. Лен обрабатывали здесь, на хуторе: растирали, ломали, теребили.
Держали также овец, коров, свиней, куриц, зайцев. Отец мой, Михаил, первым пошел работать на обувную фабрику к Вахрушевым еще до революции. Английскую машину для пошива кожи даже освоил и стал единственным специалистом по этой части на фабрике. Один раз за какую-то провинность его решили уволить. Но с английской машиной никто более не мог сладить. И его оставили при работе.
Отец был ремесленник. Сапожничал. В хозяйстве под одной крышей были амбар, и каретник (лошади), хлев теплый, сеновал, чулан (в других деревнях — клеть), толокно, горох в огромных деревянных бочках, зерно в амбаре, мука же хранилась в чулане. Муку, крупу, толокно все делали сами. Запаривали крупу из ячменя. Запарная крупа. Ели в заговенье в пост.
Из ячменной крупы варили кашу, бывало польют постным маслицем — еда для поста просто замечательная! Соления. Огурцы в кадках по полтора ведра, капуста квашения, грибы, в горшках и корчагах. К лету готовили солонину. Хранили ее в погребе на снегу. Обруб — квадрат 4х4 м из бревен. Весной в него накидывали снег. Намораживали лед. Там в корчагах и горшках хранили мясо, квас охлаждали, различные продукты ставили в берестяных бураках. Холодный квас в бураке из погреба летом даже в сорокаградусную жару не нагревался, что помогало в трудной полевой работе.
В семье было две лошади. В трудные времена лошади на хуторе одалживались друг другу, особенно многодетным небогатым семьям. Но никогда бесплатно не давали. Нужно было что-то обязательно отдать или устроить угощение работникам. Люди из хутора собирались и вместе пособляли друг дружке.
Тем, кто не успевал управиться с уборкой. В этом участвовали только небогатые жители. В благодарность за помощь хозяева устраивали вечерки, в оградах угощали помощников и плясали, пели песни. Труд постепенно перерастал в праздник. Зажиточные крестьяне не пользовались этой услугой, потому что если им требовалась рабочая сила, они всегда в состоянии были заплатить за труд, чем нередко выручали своих небогатых соседей — давали возможность заработать.
— Семья моя была зажиточной. — рассказывает дальше Николай Михайлович.
Дети сызмальства приучались к ремеслу. Сапоги шили круглый год. Сваливали голенища. Сшивали. Прострачивали задники. Помогали разделывать кожу. Все операции по обработке кожи проводились на дому. От начала до конца процесса. Сапоги нашьешь, на лошадку, и на рынок. Возили продавать в Вятку или в Слободской.
В Вятке рынок был у Александро-Невского собора, туда возили сапоги на продажу, бывало по две пары, бывало по 5–10 пар. Не случалось такого, чтобы возвращались обратно с непроданным товаром. Цену устанавливали сами в зависимости от спроса.
В полутора километрах от хутора в сторону Вятки была водяная мельница богатого крестьянина — Трегубова. (деревня Трегубовы). Дороги были проселочными с выходом на
